Поклон предков

Илья Семёнович Днепров чуть-чуть отпустил вожжи, и Витязь ходкой крупной рысью помчал лёгонькую двуколку на выезд из Порошинска. Слева на опушке леса мелькнула часовня, и Барнаульский тракт серой полосой расстелился под копытами орловского рысака. Белая волнистая, чуть не до земли грива, лёгким облачком колыхалась на встречном утреннем ветерке. Омытый ночным весенним дождичком воздух, пьянил лёгким знакомым с детства запахом степных трав. Кажется всё. Кошмар красной партизанщины остался позади. Через пару часов он будет в городе среди своих… Но, что это? Вдалеке по обе стороны дороги замаячили всадники на неказистых крестьянских лошадках. «Это-же партизаны, – мелькнуло в голове Ильи, – сейчас отберут всё: и коня, и двуколку, и сундучок с семейными драгоценностями, и заветный стругинский свиток. Что делать? Дорога закрыта, а на неровностях степи мой тарантасик и получаса не продюжит… Надо назад. В Порошинск. Отсижусь где-нибудь…».

Он осадил коня, развернулся, и Витязь стрелой полетел к селу. За спиной – топот копыт и крики: «Андрюха! Андрюха, мать твою… Это Днепров! Наддай! Он уходит!» С каждой минутой Илья всё дальше отрывался от преследователей. Вот уже их почти и не видать, но тут из ближнего к дороге колка выскочил верховой на вороном коне. Днепров узнал под седоком племенного дончака из конюшни купца Стругина. В руке всадника в лучах восходящего солнца сверкнула лезвием шашка.
– Стой! Стой, Сволочь! Порублю!

«От этого конька мне не уйти, – с холодком в груди подумал Днепров, – ну, не сдаваться же ему…»

Он совсем опустил вожжи и Витязь, почуяв напряжение преследования, стал входить в азарт гонки. И вот, толи неодолимая воля рысака к победе, толи отсутствие опыта скоростной верховой езды у всадника с шашкой, сделали своё дело. Расстояние между вороным и двуколкой стало стремительно увеличиваться. Снова мелькнула часовня и через пару-тройку минут начались дома.

Илья резко остановил коня у постоялого двора. Схватив сундучок и небольшой круглый деревянный предмет, напоминающий детский продолговатый бочонок. Он подошёл к коню и прижался щекой к трепещущим ноздрям Витязя.
– Прощай, дружок, – с тоской прошептал хозяин и кинулся во двор. Там, среди уже поднявшихся и суетившихся у своих лошадей ночлежников, похаживал, посматривая за порядком, хозяин. Днепров, несмотря на свой шестипудовый вес и почти двухметровый рост, тенью метнулся к задней калитке, кивком головы пригласив за собой хозяина. За калиткой в десяти шагах – колодец. Подбежав к нему, Илья поднял над срубом сундучок и разжал пальцы. Всплеск от падения тяжёлого предмета в воду оказался едва слышным – глубина колодца до воды была более десяти метров. Подоспевший хозяин постоялого двора, видевший всё, схватился руками за голову.
– Али спятил, Семёныч! Ведь не достать! Ни за что не достать! Там пятнадцать аршин воды до ила, а его – батюшки – глубина неизвестна…
– Ну, и хорошо, – мрачно нахмурился Днепров, – не для чьих-то поганых рук это предназначалось. Ты вот чего: передай Петру Стругину, если свидитесь, вот это, – он протянул бочонок, – да, поспеши отсюда. Сейчас здесь будет калгатно. Может и тебе перепасть…
– Я всё сделаю, Всё… Ты не беспокойся, – бормотал хозяин, пятясь к крыльцу своего дома.

У ворот послышался топот копыт и крики…

❋ ❋ ❋

Казалось, будто повисшее где-то в самой середине небосклона солнце, никогда не сдвинется в сторону своего заката. Настоящий летний зной без каких-либо колебаний воздуха указывал на то, что так страстно ожидаемое зимой лето, вступило в свои права. И вот – один из его главных месяцев – июнь – вот уже пятнадцатый день окрашивает своей зеленью уставшую от весенней хляби землю.

У Антона Раскрасова шёл пятый день отпуска. Опостылевшее, обветшалое и требующее круглосуточного человеческого внимания электрохозяйство авторемонтного заводика на целый календарный месяц снято с плеч. Однако, запущенные по причине постоянной занятости на работе домашние дела, ждали своего часа и дождались до отпуска. Хлопоты по дому не вызывали у Антона особого восторга, но и не раздражали. Крепкий пятистенник из красного кирпича, построенный в двадцатые годы прошлого столетия, переходивший по наследству из поколения в поколение, был сделан, как говорится, на века. Однако, как всякое строение, тоже требовал хозяйского пригляда и участия.

Сегодня он решил припорядиться в подвале, так как Наталья, уже наварившая варенья из жимолости, ну, прямо достала своим ворчанием: то ступеньки на лестнице разболтались – того гляди ногу, сломаешь, то стеллажи под заготовки от старости вот-вот рухнут…

❋ ❋ ❋

Стены подвала одновременно были фундаментом дома. Когда-то на этом фундаменте стоял бревенчатый дом хозяина постоялого двора. В двадцатые годы в Порошинск пришла Советская власть. Она не сочла возможным оставить в собственности постояльщика его заведение. Хозяин куда-то исчез, а постоялый двор вместе с домом сгорели ветреной осенней ночью.

Вся эта информация мгновенно всплыла в памяти Раскрасова, после того, как в стене под слоем штукатурки обнаружился небольшой тайничок. В нём покоился почерневший от времени маленький деревянный бочонок. «Не иначе клад! – заговорил сам с собой Антон. – Неужто повезло? Машину сменю… На Канары съезжу…»

Но на вес бочонок казался пустым. Повертев его в руках и не найдя способ его открыть, нетерпеливый обладатель находки легонько опустил на неё лезвие топорика и пристукнул к полу. Из расколотого надвое бочонка выпал плотный лист бумаги.

За все сорок два года своей жизни Антону Раскрасову не доводилось встречаться ни с кладами, ни с посланиями из прошлого. Высокий рост позволил ему рассматривать находку, подняв её руками к самому светильнику. Несмотря на то, что увиденное им на листе явно что-то напоминало, понять, что же всё-таки он держит в руках, мешало волнение.

❋ ❋ ❋

Наталья досматривала сериал, накрепко спаявший американскую мечту с русской халявой: бедная необразованная замарашка из глухой русской деревеньки выходит замуж за олигарха и становится обладательницей всех земных благ. Неожиданно глухая возня и удары молотка в подвале прекратились и вот уже с полчаса не возобновлялись.

«Присел покурить да и придремал в холодочке, – подумала Наталья, – надо сходить растормошить, а то до вечера так и будет прохлаждаться, а за банки с вареньем уже запинаться надоело…»

Однако, вопреки своим ожиданиям, она застала своего Раскрасова не спящим. При тусклом свете лампочки, заключённой в предохранительный колпак, благоверный стоя разглядывал желтоватый лист бумаги. Вьющиеся чёрные волосы – взлохмачены. Тонкое, слегка продолговатое лицо, напряжённо сосредоточено.
– Ну, чего ты там рассматриваешь? – привычным командирским императивом окликнула она мужа и, отвечая за него самой себе, продолжила. – А известно чего: хоть чего – лишь бы не работать! Хоть пень колотить – лишь бы день проводить! А отпуск-то не резиновый…
– Да, уймись ты, мать… Клад нашёл…

Антон показал нишу в стене, расколотый бочонок и хранившуюся в нём бумагу. Наталья брезгливо взяла в руки находку, мельком глянула на неё и хотела уже вернуть мужу. Но потом, присев на старенькую деревянную кушеточку, разгладила лист на бедре и внимательно вгляделась в его содержимое.
– Да это же карта! Смотри: надписи, значки… А это похоже на наш пруд… А вот плотина обозначена… А, ну, пошли наверх, к свету. Вдруг карта- то про сокровища…

В ту же минуту маленькая, с округлыми формами фигурка Натальи, мелькнув на выходе из подвала тугой русой косой, исчезла.

Карта действительно оказалась путевым указателем по местной реке Аксу и её окрестностям – ленточному сосновому бору по берегам. В школьные годы супруги оба занимались в кружке радиомногоборья и радиопеленгации. Собственно, там они и познакомились. С чтением карт и схем местности встречаться им доводилось. Однако, несмотря на явную знакомость отражённых на схеме очертаний, ничего конкретного понять им не удалось.
– Давай покажем Петровичу? – полувопросительно предложила Наталья. – Уж он-то разберётся…
– А что! Правильно мыслишь. И разберётся, и не проболтается. Махну-ко я к нему прямо сейчас. Созвонюсь да и махну. Поедем со мной?
– Нет. Мне к Горбушкиным надо. Халатик раскроить из ситца. А то хожу по жаре в сатине…

Дальше Антон уже не слушал. Два шифоньера были чуть ли не битком набиты Натальиной одеждой. Однако это не мешало ей при каждом удобном случае посетовать на то, что у неё с самого девичества, с тех пор, как ушла от папеньки с маменькой, одеть совершенно нечего. Через четверть часа он уже сидел за рулём своей «девятки» на пути к Петровичу и злился на себя. Злился за то, что не наказал своей ненаглядной, не болтать ни чего о карте у Горбушкиных.

❋ ❋ ❋

Вася Горбушкин после просмотра в пятом классе кинофильма о графе Монте-Кристо дал себе тайную клятву нажить несметные богатства. Однако в жизни всё пошло не в ту сторону. Сразу после одиннадцатилетки – Армия. А после демобилизации, буквально на второй день, познакомился с Аннушкой. Наскучавшись по девичьей ласке, он в первый же вечер не стал терять времени даром. Так и началась сперва романтическая дружба со страстными свиданиями, а затем и семейная жизнь. Не имея ни какой специальности, Вася, походив по Порошинску в поисках заработка, нашёл – таки себе работу в комхозе слесарем по ремонту водопроводных сетей.

Жили они с Анютой и её дочкой от первого замужества то у тёщи, то по квартирам. Наконец после рождения Ксюши, Васины дед с бабкой и мать решили построить ему домик в огороде у деда. (И пристроены будут и старикам помогут) В течение лета домик был построен и Вася с нетерпением стал ожидать того момента, когда унаследует дедов крестовый (девять на девять) дом. Однако, дед, будучи при неплохом здоровье, уходить в мир иной не торопился. С тоски Вася стал попивать. Однажды по пьяному делу родную тётку Наталью он послал куда-то далеко в ответ на замечание о его увлечении. Тётка, конечно, простила, но никогда больше не вмешивалась в жизнь племянника.

В тот день, когда Наталья пришла к Анюте скроить халат, Вася возвращался домой с работы обычным путём – через дедов двор. На веранде его будущего дома он услышал оживлённые голоса. Остановившись за углом, прислушался. Тётка Наталья рассказывала нечто необычайно интересное.
– Так вот там, в подвале-то Антоша и обнаружил старинный тайник, а в нём маленький бочонок. Ну, подумал, конечно, бриллианты. А там карта. Сама видела. На ней наш Порошинск, пруд, река, бор и всякие пометки.
– А пометки для чего? – с любопытством промурлыкала бабка.
– Да, поди, клады закопанные указаны, – предположила Анюта.

«Вот это хрень так хрень, – пронеслось в голове у Васи, – ну, везёт же людям! А зачем тётке с Антошкой клад? Домина, как у буржуев, машина, сынок в Москве офицерствует… Нет… Нет в этой жизни справедливости! Надо бы что-то срочно придумать…».
– Ну, и чего, в конце – концов, порешили? – продолжала любопытствовать бабка.
– Поехал Антоша к нашему Петровичу посоветоваться.
– Это к Журавлёву что ли?
– Ну, да…

Торчать дальше за углом веранды Вася посчитал бессмысленным. Он вернулся к калитке, обогнул дом, вбежал через задние воротца в свой дворик, схватил велосипед и вихрем помчался к центру посёлка.

Со стороны казалось, что по дороге, пригнувшись к рулю велосипеда, изо всей мочи катит подросток. (Ростком Вася удался чуть более полутора метров) Сосредоточенно сдвинутые густые чёрные брови и осатанелые глаза на круглом, как блин лице, до боли сжатые тонкие губы – явно указывали на непреклонную решимость и готовность к поступкам…

❋ ❋ ❋

Валентин Петрович Журавлёв был в недавнем прошлом директором Станции юных техников и руководитель кружка радиоспорта. После выхода на пенсию среди бывших своих питомцев он остался человеком уважаемым. Для Антона особой страничкой сохранились в памяти спортивные лагеря. Это были летние выезды на тренировки по радиопеленгации и спортивному ориентированию в лес на берег Аксу на две три недели. Палаточный городок, почти воинская дисциплина и от каждого дня, на всю жизнь запомнившиеся впечатления. Организатором, тренером и командиром лагеря был всегда в одном лице Петрович.

Для работы на местности использовалось два варианта карт: подробный и схематичный. Сегодня, увидев находку из бочонка, Антону показалось, что изображения на пожелтевшем листе в чём-то похожи на карты-схемы. Похожи не только технически. Отдельные участки отображённой местности сильно напоминали места тренировок в спортивном лагере. На эту особенность Антон и обратил внимание Петровича при рассматривании карты за столом уютной квартирки на втором этаже.
– Вот смотри, Петрович, вот эти три изгиба реки и эти две поляны – ни дать, ни взять – наш спортивный лагерь.
– Ну, что ж, давай проверим, – усмехнулся Петрович и достал из ящика стола несколько карт. Выбрав наиболее близкую по масштабу, он приложил её к находке.
– Да. Несомненно – это карты одной и той же местности, – он подвинул оба листа ближе к окну. – Несовпадения, конечно, кое-где есть, но это след времени. Годиков-то немало прошло.
– А как ты думаешь, Петрович, сколько лет этой карте?
– Судя по использованным алфавитным знакам, она не старше конца девятнадцатого века – начала двадцатого.
– Вот смотри, – Антон ткнул пальцем в край найденной карты, – вот дорога. На Север – явно какое-то большое строение – это похоже наш завод, на котором руду плавили. А что здесь – на слиянии Аксу и нашей маленькой Фунтовки? По форме похоже на Пентагон…
– Это, Антон, крепость. В ней порошинский гарнизон пребывал.
– А это что за кресты? Могилки что ли?
– Нет. Это не могилки. Это часовни. Видишь – одна была на въезде в Порошинск с Востока, а другая как раз с Запада. Отправился человек в дорогу – зашёл в часовню, помолился, попросил у Бога благословения. Возвращается домой – опять зашёл. Поблагодарил Всевышнего, что оберёг в пути. Скорей всего эти часовни нанесли на карту, чтобы точнее сориентировать её по линии Восток- Запад.
– А Наталья решила, что эти кресты обозначают места закопки кладов, – засмеялся Антон. Но зачем же составлена эта карта? Зачем её хранили?
– А вот смотри, Антоша. Видишь – пунктирная линия в сторону нашего спортивного лагеря и рядом надпись: «Три версты. » Но начинается она вроде как ниоткуда. Точный отсчёт не сделаешь. Однако если провести прямую от одной часовни до другой, то видимо эта линия и будет началом отсчёта.
– Значит – в трёх километрах от этой линии находится нечто?
– Ну, положим, не в трёх, а в шести,– возразил Петрович. – Расстояние между далёкими друг от друга географическими пунктами измеряли межевыми вёрстами. Одна такая верста равнялась тысячи саженям, то есть двум с лишним километрам. И вот как раз в районе нашего спортивного лагеря – едва заметным пунктиром обозначен квадрат, а в центре – изгиб реки. Углы квадрата развёрнуты по сторонам света.
– Значит здесь в реке, что-то спрятано?
– Вряд ли. Нет ни каких пометок. Вон в низу листа, какие-то странные неровные линии. Они занимают пол листа. Давай-ка их разглядим под увеличительным стеклом.

Петрович опять выдвинул ящик стола и достал лупу диаметром сантиметров в пятнадцать. Линии он рассматривал долго.
– Ну, что там, Валентин Петрович? – не вытерпел гость.
– Не суетись, Антоша. В таких делах поспешность – сестра неудачи. Здесь явно, какой-то текст, но я даже через лупу не разбираю больше половины букв. Посмотри ты да попробуй воспроизвести каждую буковку на отдельном листочке. А я выйду на балкон – покурю.

На улице уже вечерело. Вокруг «девятки» Антона, припаркованной во дворе, нарезал на велосипеде круги какой-то незнакомый коренастый парнишка. Заметив, что на него смотрят с балкона, он завернул за угол дома.

«Чего кружит? – нахмурился Журавлёв. – Может просто так, от нечего делать, а может скрутить чего-то с машины задумал… Тьфу! Лихие же времена настали! Уже и детей не иначе, как ворами не воспринимаем…».

Докурив сигарету, Петрович вернулся в комнату и включил свет.
– Ну. Что там? Что-нибудь получилось? – склонился он над столом.
– Получилось, – усмехнулся Антон, – здесь стих какой-то. Совершенно бессмысленный. Наверно в этих строчках ключ к карте, а ключ к шифру от стиха – неизвестен…
– Или находится на самом виду, – предположил Петрович, – так часто бывает. Ну-ка прочти, что получилось.

Антон не торопясь прочитал написанное:

Вели ты к чёрту на кулички
Отправить то, что прочитал.
Струится белая водичка,
Темнеет в падях чернотал.
Отверста левая зеница,
Чинит порядок синь и твердь.
На лбу венец ума таится –
Оставь в покое жизнь и смерть!
Меж звёзд на Юг клади поклоны,
У них семь футов под чертой…
Украсит солнце лик иконы,
Грохочут громы над рекой.
Луга затопит половодье,
Уймутся ветры в сенях ив,
Поскачет бесово отродье,
Осла за уши ухватив.
Коляску лёгкую нетрудно
Лошадка летом в ночь помчит,
Откроют звёзды путь для судна,
Надежда в сердце нам стучит.

– Абракадабра, какая-то, – поморщился Петрович. Оставь ко мне этот листочек со стихом. Надо подумать…

❋ ❋ ❋

Проводив гостя, Журавлёв задержался у зеркала в прихожей. Нет. Вниз ещё не пошёл. Всё те же сто семьдесят пять сантиметров. А вот волосы уже не русые, а какие-то серые. На выбритом лице морщин нет, но и без них понятно – уже далеко не молод. Под густыми бровями внимательные серые глаза и между ними на самом верху прямого тонкого носа – складочка. Чуть выдвинутый вперёд подбородок, едва заметно раздвоен.

«Прямо скажем, от того парня, собиравшегося в Армию сорок четыре года назад уже почти и ничего не осталось. И вот – поди же ты – такое напоминание…».

Он прошёл в комнату, сел в кресло и задумался.

Да. Это было тогда – Девятого мая тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. На открытии памятника солдатам Великой войны в день двадцатилетия Победы. Бывшие фронтовики напутствовали парней – призывников. К слову сказать – этих фронтовиков было тогда немного. Они стояли все вместе, чуть обособленно, без какой-либо парадности. На потёртых гражданских пиджачках – один два ордена и три – четыре медали.

Журавлёв прикрыл глаза и, контрастом к воспоминаниям о прошлом, в памяти выскочил праздник Победы прошедшей весной – едва ли не взвод ветеранов войны, не плохо выглядевших через шестьдесят слишком после сорок пятого. Современные военные кители, увешанные наградами от плеч и едва ли не до линии обреза, придавали бодрым старичкам некую комедийность.

Мотнув головой, он снова вернулся туда – в прошлое. Тогда у памятника – среди ветеранов был и его отец – Пётр Иванович Журавлёв.
– Ты домой, батя, или сообразите с мужиками по сотке фронтовых? – спросил Валентин у отца после митинга.

Тот ещё не успел ответить, а на плечо парня легла чья-то тяжёлая ладонь.
– Сообразим, конечно, – весело прогудел сзади огромный, под два метра мужичина. – Мы вот здесь трое – все окопники из матушки пехоты. Пойдём с нами. Четвёртым будешь. Посмотрим – крепко ли послевоенное поколение…

Отец, было, пытался возразить, но «пехотинцы» настояли на своём: «Пойдём, парень! С нами не пропадёшь!» Застолье устроили у того самого мужика огромного роста. Звали его Андрей Копатин. Был он весельчак, балагур и анекдотчик.
– Скажи, батя, а от чего Андрей Ильич такой весёлый? – тихонько обратился Валентин к отцу.
– Да, есть от чего, – громко, не стесняясь, ответил отец, – и Гражданскую отвоевал, и в лагерях по пятьдесят восьмой одиннадцать годиков отбухал, и штрафбат прошёл, и до Берлина дошагал… И ведь ни одного ранения, ни одной царапины.
– А как ты, Андрей, под пятьдесят восьмую угодил? – спросил один из бывших пехотинцев.
– А вы, что, ребята, позабыли, что в тридцатых это было – раз плюнуть. Как-то на бригаде в посевную, во время обеда я возразил нашему секретарю партячейки. Мол, не коммунисты, не Ленин и не Сталин подняли народ на революцию, а царь, купцы, заводчики да фабриканты.
– Ну, ты и придумал! – хохотнули за столом. – Чего же это они сами против себя народ подняли?
– Конечно сами, – серьёзно ответил Копатин, – они превратили народ в быдло, в скотину, то есть, в дешёвую рабочую силу, на которой наживались, и которую содержали так – лишь бы не сдохли. Это они сделали народ пушечным мясом на войне за богатства тех же богатых, это они жировали на болезнях и голодных смертях людей. Вот и возненавидел их народ, да и поднялся. Память об Октябрьской революции потому и останется в истории, что осознали тогда люди себя людьми и обращаться с собой, как со скотиной решили не позволять больше не кому. Если бы не Ленин, так другой бы кто – ни будь, прибрал к рукам эту народную злость, поднятую буржуями. Ну, вот через пару дней за мной и приехали.
– И не посмотрели, что в Гражданскую партизанил, что с Мамонтовым Ефимом Мефодьевичем встречался и по ручке с ним здоровался? – Осведомился кто-то из мужиков.
– А чем гордиться-то? – невесело усмехнулся Андрей Ильич. – Постыдное это дело: русские на русских. Да, добро бы воин на воина, а то ведь случалось и вооружённые на безоружных. Ворвались белые в Порошинск – сходу порубили всех, кто на улице попался. Посчитали – двадцать покойников. И почти все бабы да старики. Да и мы-то, красные, не ангелами были. Поймали семеро вооруженных мужиков Порошинского купца Днепрова и порубили со злости на куски шашками.
– Чем же он их так разозлил?
– Сперва он не захотел отдать партизанам своего рысака. Знатный, я вам скажу, был конь. Командир нашего отряда Влас Петрович Пожаров присмотрел его для себя. Ну, а Илья Семёнович скрылся с коньком где-то. Потом он решил податься ранним утром в Барнаул на этом самом рысачке, да нарвался на наш разъезд. Так мало того, что не дался он мужикам, бросил этот дядя сундучок с драгоценностями в колодец на постоялом дворе. Мол, ни мне, ни вам! Поговаривали тогда, что он баклажку, какую-то, похожую на бочоночек, оставил у хозяина постоялого двора. Однако ничего у него мужики не нашли.
– Ну, а сундучок-то достали? – спросил Валентин.
– Какое там. Три дня и крючьями, и кошками пытались, да всё без толку. Колодец больно глубоким да илистым оказался.

❋ ❋ ❋

Антон открыл дверцу машины, аккуратно положил на заднее сидение свёрнутую в рулончик карту, уселся поудобней и завёл двигатель. Трогаясь с места, он услышал сильный волочащийся звук под днищем машины.

«Твою мать… Что это? Глушитель отпал что ли? Так нет… Без глушителя двигатель заорёт на весь посёлок…»

Он остановился и, не заглушив двигатель, метнулся к заднему бамперу. Заглянул под машину. На улице ещё не совсем стемнело, и он сразу увидел кусок проволоки, явно на скорую руку, прикрученный к глушителю. На конце проволоки по земле волочилась консервная банка.

«Ну, пацаны! Ну, Бродяги! Делать вам нечего!» – ворчал Антон, откручивая проволоку.

Садясь в машину, он удивился открытой дверце: «Ну, куда спешил! Теперь вот комаров налетело…».

В гараже, вынув из замка ключ зажигания, он протянул руку к карте. Однако рука ничего не нащупала. Включив салонную лампочку, Антон оглянулся и на заднем сидении ничего не увидел. Карты не было! Пошарив всё руками на полике, он понял, что его, говоря по-русски, объегорили: «Консервная банка на проволоке – к глушителю – это же избитый трюк барсеточников. Пока разглядывал и отвязывал нехитрое приспособление – карту спокойно взяли. Отсюда и не закрытая дверца…».

Наталье Антон сказал, что оставил карту у Петровича, чтобы тот спокойно и не торопясь разобрался, что там по чём, а что бесплатно.

Ночью ему не спалось. Наталья, конечно, пересказала весь разговор между ней, Анютой и бабкой. Но ведь не бабы же, в конце – концов, так быстро подсуетились! А кто? Кроме них Петровича и самого, никто ничего не знал… «Вот фокус так фокус… Прямо мистика, какая-то… Рассмешу я завтра Петровича…».

❋ ❋ ❋

Ночь выдалась звёздной. После полуночи начался, чуть ли не звездопад: почти каждые четверть часа небо прочерчивал огненный след сгоревшего в атмосфере космического посланника. Антон подрёмывал на пассажирском сидении «нивы» своего бывшего тренера, а сам Журавлёв размышлял над происходящими в последние дни событиями.

На следующий день после встречи с Антоном и изучения карты, Валентин Петрович поехал утром по своим делам на дачу. На выезде из Порошинска, на том месте, где когда-то стояла часовня, чернел бурт земли. Журавлёв подъехал ближе и остановился. Совсем свежая ямища метра полтора глубиной была вырыта экскаватором.

«Всё-таки, какое-то совпадение, – подумал тогда Валентин, – кроме Раскрасова о карте никто не знает, а Антон такой ерундой заниматься не будет. Однако Петрович понял, что оказался неправ, когда вечером ему позвонил Антон и рассказал о пропаже карты. Потом они узнали, что яма вырыта и на месте, где стояла другая – западная часовня. Оставшаяся у них с Антоном в руках рифмованная шифровка, раскрывающая смысл карты, легко делилась на пять четверостиший. В первом – явный намёк на то, что написанное прямого смысла не имеет: «К чёрту» и на «кулички» – то есть на «пасху» – понятия не совместимые. Второе, возможно, было ключевым к остальным строчкам: «Чинит порядок синь и твердь» «Синь» – небо, а «твердь» – земля. То есть смотри по порядку: сперва на небо, потом на землю. В третьем и четвёртом речь, видимо, идёт о наступлении темноты и о конкретном участке времени – после полуночи. Так как «Бесово отродье» скачет с полуночи до трёх ночи. Ну, а в пятом четверостишии конкретно указывалось, что путь укажут звёзды.

Остановившись на таком прочтении, и решено было понаблюдать за небом в районе, очерченном пунктиром, то есть в спортивном лагере. При этом следовало поторопиться, так – как конкуренты и в прямом, и в переносном смысле начали рыть, не стесняясь.
– Не спишь, Петрович? – чуть слышно спросил Антон.
– Да вот размышляю о наших конкурентах.
– Жёсткие ребята. Ни перед чем не останавливаются, чтобы халяву за хвост поймать… – Ну, мы здесь тоже не на прелести летней ночи любуемся. Неожиданно прямо над ними в небе, возникла обширная вспышка. На несколько мгновений стало светло, как днём. Вспышка стремительно стала сжиматься, терять интенсивность светового излучения, и превратилась в ярко оранжевую полосу, стремительно несущуюся к земле с шипением, похожим на громкий хрип. Момент врезания этой сужающейся полоски в реку, вызвал сильный хлопок и ударную волну. «Нива», стоявшая на берегу перпендикулярно тому месту, куда врезалась полоска, была отброшена назад метра на полтора – два. Огромное белое облако рванулось к небу и повисло над лесом. Клокотание воды в реке напоминало звук работающего без глушителя дизельного двигателя.

Быстрое уменьшение громкости этой акустической иллюзии сопровождалось заметным уменьшением частоты хлопков.

Первые минуты происшествия и Петрович, и Антон сидели, не шевелясь, глядя выпученными глазами на распространяющиеся вдоль берега клубы пара.
– Ты жив, Петрович? – с трудом выдавил Антон.
– Жив, однако… Попади эта полосочка в машину – нас с тобой собирали бы по этой полянке по обугленным фрагментам. Вот она – цена халявы…
– Не в халяве дело, Петрович, – уже уверенней, но с явной хрипотцой отозвался Раскрасов, – Помнишь, на карте пунктирчиком квадратик был обозначен. Примерно пятьсот на пятьсот метров. Но мы с тобой не на границе этого квадратика устроились, а в самом центре…
– Помилуй, Антошенька! Ведь не место же падения метеоритов очертили на карте! И уж, конечно, никто не мог предположить, что именно в этом месте в нынешнем году в июне месяце сегодняшнего числа в три часа после полуночи упадёт небесный камешек.
– Может быть это предупреждение свыше, чтобы не протягивали руки к тому, что не нами и не для нас спрятано?
– А, что? – Рассмеялся Петрович. – Очень даже может быть. Мы ведь только предполагаем, что познали сущность мироздания, а на самом-то деле наш разум – всего лишь, как сказал классик, «искорка божественного света…» Впрочем, это возможно и одобрительный знак космоса… Может от этого «знака» осталось, что–нибудь материальное?

Между тем незаметно подкрался рассвет. Бульканье в воде прекратилось, туман на берегу рассеялся, обнажив неровный полукруг свежего речного песка на прибрежной траве. На краю этого полукруга валялся ржавый трак, от гусеницы какого-то большого трактора, служивший, скорей всего, якорем на рыбацкой долблёнке. Возможно, что утеряли его по неосторожности или по пьяному делу. В правой его плоскости зияло прожженное отверстие с ровными краями диаметром миллиметров в двадцать пять.
– Прошило, как бумажку, и выбросило на берег, – нагнулся над ним Антон, – есть надежда, что этот кусок железа затормозил углубление нашего гостя.
– Соприкосновение с водой раскалённого до тысяч градусов твёрдого вещества вызвало взрыв. Так как масса падающего предмета была не велика (основное успело сгореть) – грохнуло не сильно. Этот взрыв тоже сработал на торможение. Вон у берега глубина по колено и явно воронку видно. Пошарь-ко там в песочке…

Из воронки Антон добыл, всё ещё тёплый, чёрный предмет из металла, по форме и размерам напоминающий голубиное яйцо.
– Вот тебе, Петрович, и весь результат наших наблюдений за «синью».
– Видимо не так мы что–то прочитали о звёздах, – задумчиво произнёс Петрович, – или не о тех звёздах там сказано…

❋ ❋ ❋

Отоспавшись после бурной ночи на берегу реки, Антон пришёл к Журавлёву под вечер и застал его взволнованным.
– Я тут кое-что нарыл из нашей поэмы, – оживлённо заговорил Петрович, едва гость переступил порог. – Мы правильно решили, что второе четверостишие ключевое. Только значение ключа не так поняли. Вот полюбуйся: «Отверста левая зеница», – это значит, что закрой правый глаз и смотри влево, то есть на начало строчек.

«Чинит порядок синь и твердь», – мы правильно решили – «Синь» – небо. Оно сверху, а «твердь» – земля. Она внизу. Стало быть, нам сказано, что читать следует начало строк сверху вниз. Вот возьми и прочти по первым буквам каждой строчки.

«Восточному углу поклон», – прочитал Антон.
– Как всё просто, – засмеялся он, – акростих… Восточный угол квадрата, отмеченного пунктиром… Вот место клада…

Они оба притихли. Петрович в кресле, а Антон на диване, перекатывая на ладони небесный камешек из ночного приключения.
– Искать дальше без карты бессмысленно, – медленно и задумчиво произнёс Антон.

Петрович вздрогнул.
– Ты прямо, как Вольф Мессинг, слово в слово повторил мою мысль…
– А впрочем, чего особенного. Ситуация-то понятна и однозначна, – проговорил молодой собеседник монотонно, как робот.

У Журавлёва от удивления округлились глаза.
– Как ты это делаешь? – полушёпотом выдавил Валентин.
– Что… Делаю?
– Ты до буквы повторяешь то, что я думаю, – тихо произнёс Петрович и вдруг остановил свой взгляд на «яичке» в руке Антона. – А, ну, дай мне эту штуку… Едва Антон успел передать метеоритик, Петрович проговорил: «Уж не спятил ли наш Петрович… Эко околесицу понёс…».

Теперь глаза округлились у Антона, и вдруг оба расхохотались.

❋ ❋ ❋

Едва ли не первые в жизни Вася почувствовал глубочайшее удовлетворение собой. Задуманное – изъятие у Антона карты – выполнено быстро, точно и, как говорится, без сучка и задоринки. Окрылённый успехом, рассмотрев карту, он решил, что два креста по её краям – это и есть указатели сокровищ. Машинист комхозовского экскаватора за пять бутылок водки не раздумывая, согласился оказать товарищескую услугу своему однокашнику. На следующий день после обретения ценной бумаги, едва рассвело, был начат раскоп у восточного креста. Ничего не найдя ни в первом, ни, сделанным в следующее утро во втором раскопе, Вася, поразмыслив, решил понаблюдать за Антоном. За прошедшие дни он дважды побывал у тётушки и не заметил ни какого расстройства, ни у ней, ни у её «Антошеньки». Это усилило его решение к наблюдению. Раз спокойны, значит всё рассмотрели, запомнили и теперь без карты знают, где искать. Когда дядька с Журавлёвым поехали на ночь в лес, было конечно досадно, что на велосипеде за ними не успеть. Но, что они могли найти и накопать в ночном лесу? Да, ничего! А уж если и найдут – Наталья в тот же день прибежит к Анюте похвастаться. После ночной поездки прошла неделя. Антон день ото дня становился всё мрачней и мрачней. Стало понятно, что без карты он ничего не может. Сам же Вася, как ни старался, не смог увидеть на исчерченном листе бумаги пометки, говорящей о месте нахождения клада. Мысль о предложении дядьке сотрудничества – возвращение карты в обмен на долю в найденном кладе – всё чаще посещала растерявшегося кладоискателя. Однако, солидный рост, немереная физическая сила и плохое настроение родственника вызывали боязненную неуверенность в успехе.

Как-то ночью, уже под утро, он вдруг припомнил, о раскопе восточной ямы. Тогда по телу пробежал препротивный холодок. Он был явно связан с, вдруг, нахлынувшим чувством страха.

«Зря я в тот раз с этим не разобрался, – подумал Вася, – что-то в этом было. Надо съездить туда ещё разок…».

Поставив на подножку велосипед и отвязав от него лопату, он спустился вниз. Едва показавшийся над горизонтом краешек солнца, тепло ещё не излучал. Утренняя свежесть пронизывала до дрожи. Углубившись в центре ямы на штык, Вася понял, что наткнулся… на человеческий скелет.

❋ ❋ ❋

Антон отдал Валентину метеорит: «Походи, Петрович, на всякий случай по двору дома и его окрестностям. Может местные пацаны решили проверить себя на «крутизну» и провели операцию, расписанную до мельчайших деталей по телевизору не раз и не два. Послушай, о чём люди думают… Может, видел кто-нибудь, чего-нибудь…».

И вот сегодня Журавлёв прогуливается возле дома уже второй день. При зажатом в ладони кусочке космоса, с расстояния около двух метров мысли людей становились доступными. Разобраться в них было не просто. Оказывается, в большинстве своём народ думает, какими-то обрывками разумного восприятия жизни, то и дело, перескакивая с одного на другое. Основными темами в головах прохожих были деньги, желание облапошить ближайших соседей, родственников, сослуживцев и… секс. Случалось прикоснуться и к неожиданностям. Так, встретив недалеко от своего подъезда соседку по площадке, моложе его по возрасту на два года, он поздоровался. В ответ, раскланявшаяся с любезной улыбкой, соседка подумала: «Никак не сдохнет старый чёрт… А чего ему… За шестьдесят, а на морде ни морщинки… Неплохо бы охмурить его, сойтись с ним, а как окочурится – оформить его квартирку доченьке… Мается бедная по квартирам… Этот мерзавец Миша…».

Другая соседка из подъезда, с первого этажа: «Чего это он шарится по двору второй день с утра до вечера? Поди, бабу себе присматривает… А чего… Он богатенький… Двушка, машина почти новая. Не пьёт опять же… Но для меня не годится – староват… Чего, он со мной делать-то будет…».

К концу второго дня Петрович вернулся домой с головной болью.

«Время не властно над нравами. Квартирный вопрос не стал портить людей меньше…», – эта мысль в ранге аксиомы оказалась единственным итоговым выводом проведённого эксперимента.

❋ ❋ ❋

Анюта дважды видела, как её Вася в углу огорода возле бани о чём-то оживлённо разговаривает через разрушившийся плетень с двадцатилетней брошенкой Оленькой. Вскоре муженёк стал исчезать из дома и вообще вести себя неадекватно.

Во-первых, он неожиданно взял отпуск, хотя собирался в августе походить за грибами. Во-вторых, состояние глубокой задумчивости и полной отрешённости от действительности – стало постоянной нормой.

В-третьих, в бане вдруг оказалась ввёрнутой, слепящая глаза, трёхсотваттная лампочка.

«Уж не прелести ли соседки рассматривает там молодец, когда тихонько исчезает с постели ночью или ранним утром. Недаром дед с бабкой талдычат, что в бане стала водиться Нечистая сила, – размышляя обо всём этом, Анюта подошла к зеркалу. – Ну, рост-то у меня за сто семьдесят. Повыше этой шмакодявки буду, – усмехнулась она, вглядываясь в отражение, – и лицо у меня посвежее будет, хоть мне и за тридцать. Я-то ведь не курю. Вон глазки-то, – блестят, голубые, как небушко. А бровушки-то, бровушки! Дугой. Хоть и не щипанные. А носик! Прямой, аккуратный – можно сказать изящный. Губки пухленькие, огнём горят без всякой помады. Да и фигурка… Волочкова пусть идёт курить…

Чего же ему гаду ещё надо? Правда, наверное, говорят по телеку, что полигамные они все. Надо просто поймать эту сучку с ним да за волосёнки оттаскать. Вот и неповадно будет с чужими мужиками по баням…».

❋ ❋ ❋

«Если нельзя в открытую войти с ними в долю, можно, ведь и по-другому: подбросить карту – пусть найдут, – думал Вася, ворочаясь на койке и глядя на луну, светившую в окно. – А потом их можно или облапошить, (он вспомнил блестящую операцию с картой) или пригрозить, что сообщит о кладе властям…

Зазвонил телефон. Анюта взяла трубку.
– Хорошо… А, что у Татьяны? Температура! Хорошо… Ну, в смысле – плохо, но я сейчас приду…
– На работу вызывают, что ли? – спросил равнодушно Вася.
– Да. Танька что-то заболела. Подежурю до утра.

Работала Анюта процедурной медсестрой в хирургическом отделении райбольницы. В экстренных случаях её нет-нет, да и вызывали по какой-нибудь надобности. Этим и решено было воспользоваться. Договориться на звонок с Татьяной, а после него быстренько вбежать в предбанник. Там заскочить на потолок бани, где всегда сушили по осени лук, и притаиться. Уж не упустят любовнички момент, когда жена будет на работе до утра.

После ухода жены Вася встал, попил из холодильника квасу и, покосившись на спящих девчонок, оделся. Выйдя на улицу, покурил и отправился в баню – помороковать ещё разок над неподдающейся картой. Свет в бане включался включателем в предбаннике, через кабель, подвешенный на проволоке. Затем вилку и розетку на веранде дедовского дома. Вилку эту никто ни когда не трогал. Все просто обходились выключателем.

В ту ночь не спалось не только младшему Горбушкину. Перед сном бабка рассказала деду ужасные подробности случая у соседей: за одну ночь из бани вынесли чугунную дежу для воды, две фляги и тележку на которой возили в баню воду с колонки. Сообщив всё до деталей, бабка вскоре уснула, а к деду, по не спокойствию души, сон не шёл.

«А чего мучиться-то, – решил, в конце концов, дед, – цепок на предбаннике есть, замок от веранды возьму да и закрою. Бережённого-то и Бог бережёт».

Василий, воспитанный бабкой на сказках и несокрушимой вере в существование нечистой силы слышал разговоры стариков про чертовщину в бане. Прилюдно он посмеивался над этим, но всякий раз находясь в бане, где у него был штаб поиска, ему казалось, что, толи из-под полка, толи из-за каменки за ним неотступно наблюдают. После жуткой находки в раскопе это впечатление усилилось.

Разглядывая в тишине карту, Вася вдруг услышал, как в дедовском доме хлопнула дверь. Мгновенно, прихватив мочалкой лампочку, и придержав другой рукой патрон, он легонько повернул её влево и свет погас.

Дед миновал веранду, спустился с крылечка и запер на замок дверь предбанника. Успокоено вздохнув, он зашёл в дом, выдернув вилку из розетки на веранде.

Вася посидел в темноте минут пять. Ему вдруг показалось, что где-то сверху над каменкой, возникает и стихает какой-то жутковатый глухой шорох. Он попробовал ввернуть лампочку, но свет не загорелся. Боязливо шаря впереди себя руками, напуганный мужичок торопливо добрался в кромешной тьме до двери предбанника. Сверху уже явственно слышалась бесовская возня, а дверь оказалась закрытой снаружи. Повернувшись спиной к двери, Вася неистово начал колотить в неё ногами и кричать во всё горло. Неожиданно к лицу его прикоснулась холодная и, как ему показалось, костлявая рука. Взревев последний раз нечеловеческим голосом, Вася рухнул на пол предбанника.

❋ ❋ ❋

Журавлёв вынул из почтового ящика вместе с газетами странный конверт. На его адресной стороне не было написано ни одной строчки. «Это письмецо пришло, как говорится, из рук в руки, напрямую без помощи почты, – подумал Валентин, – чудеса продолжаются». Осторожно разрезав краешек конверта ножницами, он достал свёрнутый вчетверо пожелтевший лист бумаги. Развернув его, Петрович ахнул и опустился в кресло. Просидев около часа совершенно неподвижно, он позвонил Антону. Тот примчался незамедлительно.
– Вопросов конечно много, – задумчиво сказал Журавлёв после того, как Антон, пытаясь что-то сказать, промычал, наконец, несколько нечленораздельных звуков и опустился на диван. – Однако на некоторые из них, версии ответов предположить можно.
– Ну, во-первых: почему карту вернули мне, а не тебе?
– Возможно потому что ты молодой и сильный. Если я пойду искать клад без тебя и найду, то меня устранить намного легче, чем тебя.
– Во-вторых: почему нам вернули документ?
– А те, кто у нас его украл, с ним не справились, не нашли ключ к разгадке и решили ловить удачу на живца: мы находим, а они воспользуются.
– Это как? – возмутился Антон.
– А у нас или отбирают клад, или выкрадывают его, или нас просто устраняют…
– Убивают что ли?
– Ну, церемониться с нами не будут. Бояться им нечего. Если клад стоящий – от нашего посёлка до самой Москвы – всё правосудие купить можно.
– Слушай, Петрович! Так ведь это серьёзно. Что делать-то будем? Втянул я тебя на старости лет в приключение…
– Да, ты не паникуй, – засмеялся Журавлёв, – я ведь в любую минуту могу отречься от всего этого. А ты… Ну, вот представь себе, что у тебя в руках оказался ящик, с какими-то старинными драгоценностями. При попытке реализации этого добра тобой заинтересуются и криминальная братия, и органы безопасности. В любом случае выйти сухим из воды – тебе вряд ли удастся. Отсюда – выход у тебя один: отнести эту карту властям, оказать помощь в поисках клада и под защитой спецслужб спокойно получить свои двадцать пять процентов стоимости найденного.
– А если по этой карте ничего не найдётся?
– Процент вероятности существования клада высок. Иначе, зачем бы эту карту прятали и хранили. Если же всё это окажется пустышкой – ты, а вместе с тобой и я, на долгие годы станем героями местных анекдотов.
– Это не менее серьёзно, чем первая угроза. Жизни ведь не рад будешь от насмешек.
– Так ведь мы пока ещё ничего и не нашли. А чтобы по-настоящему оценить какую-то угрозу – надо знать от кого она исходит. Понятно, что к властям надо идти не с картой. Она, кстати, ещё и не разгадана толком. Чем больше её изучаешь – тем больше понимаешь, что простота документа кажущаяся. Она для посвящённых. К властям, конечно, лучше обращаться с чем-то материальным… А вот добраться до этого материального – нам мешают какие-то конкуренты. Не зная, кто они – невозможно оценить весь потенциал исходящей от них угрозы.
– То есть надо разобраться, кто с нами играет?
– Да. Именно так. И вдвоём мы с тобой с этим не справимся.
– Это почему? – удивился Антон.
– Судя по всему, они все эти дни без присмотра нас не оставляют. А мы этого присмотра до сих пор не обнаружили. И что бы обнаружить – за нами должен понаблюдать наш человек. Он сразу заметит, кто возле нас вертится.
– Что же нам сыщика нанимать?
– Так нет у нас в Порошинске таких частных специалистов, – почесал в затылке Петрович. – Да, и не к чему они нам. Стоят они немеренно.
– Может Наташку подключить? Она вёрткая, сообразительная…
– Но ведь всем известно, что она наша. От неё и прятаться будут, как от нас, и ни какого контрэффекта не получим.
– Контрэффект? А это ещё что такое?
– Это, Антоша, когда противник ведёт за тобой наблюдение и думает, что об этом ничего не известно. Мы же зная, что за нами наблюдают и, зная, кто наблюдает, подставляем дезинформацию. Противник сосредотачивает силы и средства на решении подставной ситуации, а мы в это время спокойно делаем своё дело.
– Ши-ик! Вот это да! Настоящая военная стратегия…
– Так ведь на кону не только успех дела, но и наши жизни. За мобильный телефон убивают, а в нашем случае наверняка не о бижутерии речь идёт.
– Кого же нам в помощники взять?
– Да, у нас пол посёлка единоверцев, то есть бывших радиоспортсменов…
– Одни заняты, другие на хрен пошлют просто так, чтобы не беспокоили, а остальные могут, попросту говоря, оказаться третьей силой.
– Прав ты конечно, Антоша, только ведь безвыходных ситуаций, практически, не бывает, – задумчиво потёр лоб Петрович. – Как-то на днях, мне показалось, что мелькнуло на дороге в машине знакомое лицо. Вроде, как Света Комарова. Уехала она из Порошинска давно, но ведь могла и вернуться… Тебе она не встречалась?
– Да. Я ещё пацаном был – она куда-то исчезла из посёлка, но зимой и нынешней весной я её несколько раз видел. На «Тойоте» рассекает…
– А ты найти её незаметно, не привлекая внимания, сможешь?
– Да, на раз. У меня сосед и друг – Димка Быстров – в автоинспекции работает. Завтра же пробьёт адресок по ментовской базе.

❋ ❋ ❋

Анюта с бабкой отбрызгали Васю холодной водой, всё ему объяснили. Он долго мямлил что-то непонятное, выпучив глаза, и, наконец, спустя час после обморока, произнёс первые членораздельные слова: «Если силы ко мне вернутся – убью и тебя, – он ткнул пальцем в Анюту, – и деда».

Ещё рез час силы к нему вернулись, но он, ни кого не убил. Дед с бабкой ушли спать, а муж, с женой обнявшись, сидели на полу предбанника. Анюта раскаивалась в своих ревнивых подозрениях, а Вася поведал ей о своих делах и сказал, что берёт её в свои помощники, если она прямо с утра оформится в отпуск.
– Дельце может оказаться нехило прибыльным, – задумчиво вещал супруг, – если вести его с умом. Вот завтра, то есть уже сегодня, в обеденное время, когда меньше всего народу на улице, ты положишь в почтовый ящик Журавлёва конверт с картой. Тебя в этом доме никто не знает. Вот ты и понаблюдай за старичком. Там детская площадка. Возьми с собой Ксюшку и коляску. Пусть играет с ребятишками, а если дед пойдёт куда – ты её в коляску – и следом. К нему часто Антошка ездит. Не попадись ему на глаза. Всё испортишь. А машину начнёт из гаража выгонять – звони мне по мобильнику. Я буду сразу…
– На велике, что ли?
– Ты видела – Ольгин отец лодку во дворе чинит? Значит всегда дома. Если что – он меня на своей «шестёрке» – в любое место. Я договорился.

❋ ❋ ❋

На парковку у дома Журавлёвых заехала «девятка» Антона. Из подъезда вышел Петрович и юркнул в машину. Почему-то они никуда не ехали. Нагнувшись над коляской спиной к своим подопечным, Анюта на всякий случай позвонила мужу. Через пять – семь минут голубая «шестёрка» тормознула у угла дома. Но мужики уже уехали. Показав рукой направление, наблюдательница присела на лавочку, не зная, что делать дальше.

Вася нагнал «девятку» в центре. Она медленно катилась вдоль линии магазинов. На обгоне Горбушкин отвернулся, но точно успел заметить, что в салоне сидел один Антон.

«Прозевали! – сквозь зубы процедил Вася. Ну, да, никуда они не поехали. Скорей всего старик пошёл по магазинам».

На всякий случай он проследил, как дядька доехал до дома и поставил машину в гараж.

Продолжение.