Предсказание

Сообразив, что окончательно заблудился, я вышел из машины. Совсем по-летнему тёплая, сентябрьская ночь. Свет костра на берегу озерца, пробиваясь сквозь не успевший ещё пожухнуть камыш, отражался в иссиня-чёрной глади воды мрачновато-багровыми бликами. Трое охотников заканчивали приготовление к ужину у компактного раскладного столика.

– Не примете ли в компанию, мужики, – обратился я к ним, – не доехал до своего места. Ночь застала. Заблудился напрочь. Утром сориентируюсь – отчалю.

– А чего отчаливать-то? – удивился мужичина огромного роста в лёгкой камуфляжной курточке поверх рубашки защитного цвета. – Тут вокруг этого пятачка озерцо на озерце – штук пятнадцать. Слева и справа, на расстоянии в полтора – два километра, протоки. На перелётах – хоть влёт, хоть у озера какого поджидай… Тут и для взвода охотников приволье.

– Ты чего, Петрович, сразу за экскурсию! – возмутился невысокий, с круглым, как блин румяным лицом, охотник в потёртой кожаной куртке. – Приглашай человека за стол, да и у нас уже жабры сохнут…

Тем и хороши охотничьи компании, что любой новый человек, хоть знакомый, хоть нет, сразу становится своим. Разливая по одноразовым стаканчикам водку, великан Петрович гудел раскатистым басом:

– Да и то, правда. Хватит суетиться. Закуска на столе, снаряды изготовлены. Как говорится, пора к барьеру. Первый залп – за удачу.

– У нас, летунов, за удачу не принято – сглазу опасаемся. А у огня сглаз не действует, – засмеялся круглолицый, – можно и за удачу!

– Залп так залп, – согласился высокий крепкий мужик с крупными чертами лица, одетый в старенькую милицейскую повседневку, – Витёк прав. У костра, да на охоте – даже монахам не грех, а нам и подавно.

За удачу выпили стоя и, присев на стульчики, принялись закусывать.

– Вот ты, Николай, чего-то там про грехи, – зарокотал Петрович, лукаво поглядывая круглыми глазами на товарищей, а девок-то велел не брать. А теперь компанию нашу украшают только вот эти сволочные вампирята, – и он прихлопнул огромной ручищей комара на своём широком лбу.

– Мент – он и есть мент, – хихикнул круглолицый, нанизывая со стола на кончик складешка кусочек ветчины, – всё о нравственности нашей печётся, а сам…

– Ты, Петрович, конечно, настоящий полковник. И ростом молодец – под два метра, а понятия у тебя, как у африканского пигмея: «Не догоню антилопку, так хоть проветрюсь», – Николай весело хохотнул и метнул взгляд на другого сотрапезника. – А у тебя, Витёк, память-то совсем, однако, приклинило, А, ну, поднапрягись да вспомни про годочки наши. Вот то-то и оно, что всем за пятьдесят покатило. После первого же стакана – стрелочки-то на полшестого, и девки становятся не причём.

– Чушь! – взвизгнул Витёк, замахав рукой крест на крест, как бы зачёркивая сказанное товарищем, – хорошие девки эти проблемы походя, решают. Прижмутся, приголубят, приласкают. Глядишь, а стрелочка-то и ожила.

Петрович, не вступая в дискуссию, деловито наполнил стаканы.

– Стрельнём-ко, братцы, по второй, за то, чтобы судьба посылала нам только хороших девок! – задумчиво прогудел он, глядя на звёзды. – А ещё за плохую память, чтобы подольше не помнить, сколько нам лет!

– Девки, девки… все они хороши, – усмехнулся Николай, – закусывая малосольным огурцом, – только вот беда кружится, как-то почти всегда, вокруг них. Грабежи, драки, убийства – везде женский фактор где-то рядом, а то и прямо в самом центре. Ну, а судьба – штука коварная. Про неё лучше не говорить и не вспоминать, чтобы не накликать на себя несчастье…

– Ты, Николай, прямо, как дельфийский оракул, – пробасил Петрович, – закуривая сигарету. – Что ни слово-то гвоздь в крышку гроба – и бабам, и судьбе, и памяти. По подробней-то можешь? Поди, не на рапорте у начальства.

– Да, можно и поподробней, только история эта не короткая. Началась она лет тридцать назад, а закончилась недавно – двойным убийством.

Когда я ехал со своей опергруппой на место происшествия, то уже знал, о ком и о чём идёт речь. Знал и не верил. Не хотел верить. Дело в том, что ехали мы на хорошо знакомую мне улицу в квартиру моего хорошего давнего знакомого Михаила Веригина. Городок наш – сами знаете – не большой. С угла на угол – по диагонали – на хорошей машине за полчаса перемахнуть можно. Однако время, в течение которого мы были в пути, показалось мне едва ли не десятилетиями. Воспоминания как-то сразу, буквально, навалились, и, то быстро, то медленно вспыхивали в памяти, как кадры давно просмотренного кинофильма.

Познакомились мы с Михаилом в студенческие годы. Он учился в Политехническом, на факультете промышленно-гражданского строительства, а я – на юрфаке. Несколько раз повстречались на ночной подработке при разгрузке вагонов на товарной станции и подружились. Удивительный он был парень. Рост за сто восемьдесят. Крутые широкие плечи, мускулистые руки, грудь колесом и девичья талия. Не менее примечательным было у него и лицо. Над высоким лбом – чёрные густые, с лёгкой волной, стриженные под бокс, волосы. Брови чётко очерчены мягкими полудугами от висков к переносице. Тонкий нос с небольшой горбинкой. Подбородок, как у боксёра. Но, главное, глаза. Миндалевидные, крупные, чуть на выкат, постоянно поблескивающие тёмно – карей, почти чёрной, весёлой сумасшедшинкой.

По характеру – общительный, беззлобный, юморной. Драться не любил, но умел. Однажды пятеро подвыпивших мужиков попытались отнять у нас заработанные на разгрузке деньги. Я в тот вечер уработался и едва волочил ноги. Он оттолкнул меня в сторону и один раскидал их как котят.

В компании – лидер, в застолье – тамада… В общем, с ним просто нельзя было не подружиться. Девки от него балдели до безумия. А он не пропускал ни одну мало – мало подходящую юбку. Искренне влюбляясь почти каждую неделю, Миша по-настоящему не любил ни кого.

Впрочем, однажды его любвеобильное сердце всё же дрогнуло и, судя по всему, не слабо. Случилось это ранней весной. За неделю до того, как мы должны были разъехаться, каждый на свою преддипломную практику.

Мы шли вечером на товарную станцию мимо центрального входа в железнодорожный вокзал. Здесь, как всегда, суетливо мелькало множество народа. То тут, то там, как из-под земли возникали цыганята – попрошайки. Цыганки, всего за рубль, обещали рассказать всю правду о прошлом, настоящем и будущем. Неожиданно Мишка остановился и, ткнув меня локтем в бок, почему-то зашептал: «Смотри, Коль, какая ведьмочка! Ух, ты! Аж, дух захватывает…». Я проследил за его взглядом и увидел действительно нечто необыкновенное. Чуть в стороне от ступеней, ведущих в вокзал, стояла молоденькая, лет семнадцати цыганочка в ярко жёлтой, почти по щиколотки, юбке, красных сапожках и лёгкой голубенькой курточке. Под этим цыганским нарядом легко угадывалась, пьянящая необыкновенной девичьей нежностью, стройная фигурка. Чёрные, как смоль волосы с мягким шелковистым отливом, спускались ниже плеч лёгкой волной. Едва заметный румянец, как утренняя зорька, поигрывал на, чуть впалых, но не худых щёчках. Алые, несколько полноватые губки, слегка сжаты в мягкой приветливой улыбке. Огромные, чуть продолговатые, чёрные глазищи, под тонкими, почти прямыми бровями, глядели призывно, озорно и весело.

«Пойдём, погадаем. И, правда, хороша», – согласился я.

Мишка метнулся бешеным вихрем и подлетел первым. Его внешность явно не прошла мимо внимания цыганки. Взгляд её, как-то потеплел, румянец на щёчках заиграл ярче, улыбка стала приветливей. Однако гадать ему она отказалась. На уговоры, ужимки и увёртки она отвечала охотно. То весёлым смехом, напоминающим перезвон колокольчиков, то шуткой, то лёгким шлепком по темечку. Мне же она, как и полагается, за рубль, наворожила долгую жизнь, удачную карьеру, верную жену – красавицу и двоих детей – мальчика и девочку. Теперь уже, в общем-то, всё сбылось.

На следующий день Мишка поджидал меня на выходе из института. С ним творилось что-то не ладное. Под покрасневшими глазами тёмные круги, румянца на щеках, как небывало, на лбу у виска вздулась венка и пульсировала частым ритмом. Он потащил меня на вокзал, сбивчиво тараторя какую-то чепуху. Её суть сводилась к одному: если он сейчас же не увидит цыганочку, то до вечера не доживёт. Судя по его состоянию, я подумал, что это очень даже вероятно.

К счастью, а может даже и к несчастью, владелица Мишкиного рвущегося сердца стояла на том же месте. Около часа мой друг рассыпался мелким бесом перед улыбающийся цыганочкой. Кино, парк, кафе, катание на лодке – всё мягко, но однозначно было отвергнуто. В конце концов, видимо исчерпав весь свой арсенал закадривания, он на полном серьёзе предложил ей свою руку, сердце, и немедленную, самую короткую дорогу в ЗАГС. Рада (так она назвала себя) кажется, поняла, что Мишка не шутит.

«А. ну-ка, соколик, дай мне твою руку», – уже без улыбки попросила гадалочка. Глянув мельком на протянутую ладонь, цыганка чуть вздрогнула, и побледнела. Неожиданно она отвернулась и быстро пошла от нас в сторону вокзального крыльца. На мгновение Мишка, казалось, остолбенел. Затем из горла его вырвалось нечто похожее на звериное рычание. Он молнией, в два прыжка, снова очутился перед девушкой.

«Что ты увидела там, Рада? Скажи, что может помешать нам?» – с болью, мольбой и отчаянием прохрипел Мишка.

Она остановилась и легонько, как маленького, погладила парня по голове, от чего Мишку тряхнуло, как электрическим током.

«Разные у нас с тобой судьбы, Мишенька, – негромко произнесла юная прорицательница, – сейчас я отпущу тебя. Сердце твоё успокоится, и скоро ты забудешь меня».

Он как-то по-новому взглянул на неё и тихо попросил: «Скажи, Рада, что там?»

Цыганочка грустно улыбнулась, покачала отрицательно головой, но, видя устремлённый на неё непоколебимый взгляд, проговорила: «Не верь никогда гаданиям. Но уж коли невмоготу, так слушай: до шестидесяти не доживёшь и умрёшь в один день со своей женой».

Мишка оторопел: «И как же это случится?».

Она глянула на него по-прежнему задорно, засмеялась и, уже отходя, почти пропела: «За полчаса по телефону тебя, дружок, предупредят…».

К вечеру мой друг совсем очухался. Мы зашли в его общагу, выпили какого-то портвейна, и он завалился спать.

Николай подошёл к костру, прикурил от головёшки беломорину, подбросил в огонь крупных сухих веток.

– Не приведи Господь, запасть на такую пиковенькую дамочку, – пробубнил Петрович, наполняя стаканы.

– А мне кажется, что каждого мужика надо пропускать через такую мясорубку, хотя бы раз в год. Чтобы кровь в жилах не застаивалась, – процедил Витёк, задумчиво глядя на огонь костра. – Ну, а с предсказанием-то, что? Сбылось али как?

– Сбылось, не сбылось – решайте сами,– мрачновато ухмыльнулся Николай. – Однозначных ответов в области гороскопов и предсказаний, практически, не существует…

После выпуска из института раскидало нас с Михаилом прямо в противоположные стороны света. Его распределили на БАМ, а меня в Смоленск. И встретились мы с ним всего лишь пять лет назад, когда я перевёлся в наше управление. Михаил работал в ту пору заместителем главы городской администрации по строительству и энергетике. Годы не сильно изменили его. Тронутые лёгкой сединой виски, и чуть резче выступающие черты лица, придавали его облику, пожалуй, ещё большую, этакую мужественную привлекательность. От первой жены у него была дочь. Она тогда уже доучивалась в институте. От второй детей не было, а с третьей – двадцатипятилетней красавицей – блондинкой Оленькой, они жили, ко времени нашей встречи, чуть больше года. Мишка по-прежнему не упускал случая поволочиться за любой парой красивых ножек, но к Оленьке своей относился очень бережно и заботливо. Работой она себя не утруждала, но в доме был идеальный порядок. За мужем следила тщательно, в том смысле, что одет, обут и накормлен, он был всегда по высшему классу. Мы с женой несколько раз бывали у них в гостях. Оленька была всегда весела, общительна, радушна и остроумна. Вот только глаза её, голубые, как небо, часто смотрели с какой-то глубоко затаённой тоской. К нам Веригины приезжали на своём «Мерсе» чаще. Уж больно любил Мишка возиться с моим внуком Славкой. Затеются с ним в солдатики, бороться или в ослика (Мишка на четвереньках, а малец у него на спине). Расшалятся, хоть водой разливай. За стол не дозовёшься.

Виделись мы с ним в последний раз, два года назад в канун открытия охоты на уток. У нас уже всё было оговорено. Путёвки взяли сюда – на Обские луга. Однако, в день выезда, Мишка позвонил мне и предложил пообедать вместе в кафе «Дуплет». Там всегда мельтешит наша охотницкая братия, а перед сезоном – это место переговоров, договоров и всего прочего, что связано с охотой. Мы с Веригиным бывали в этом заведении не однажды.

Я подскочил туда чуть раньше, заказал обед, а вскоре появился и Мишка. Выглядел он обычно, только в жестах и движениях проглядывала иногда какая-то вялость. Поговорили о том, о сём. Мишка похвалился, что приобрёл мобильник – самый современный. Показал его, вырвал из записной книжки листок, записал для меня номер. И вдруг, как-то совершенно неожиданно, произнёс: «Знаешь, Коль, устал я. Надоела эта бесконечная суета. Что-то одному побыть захотелось. Не поеду я на луга. Взял сегодня путёвку на Степные блёстки».

«Охренел, что ли совсем!» – изумился я. – Там и уток-то одна, две пары на весь каскад».

Мишка усмехнулся: «Вот и хорошо. Про это все знают, и никто туда не сунется. Четыре чистых озерца с ивами по берегам, степь, сухой ветерок с запахами полынка, конопли, и я – сам себе, один на один с этой красотой…».

Честно сказать, я растерялся перед такой, не присущей для Веригина сентиментальностью: «Чего захандрил-то, Михаил? С Оленькой повздорили?»

«Да, нет. С ней у нас всё в порядке. Просто душа покоя запросила», – тихо ответил Мишка, допивая кофе.

Уже собираясь уходить, я заметил за соседним столиком Володьку Рожнова. Среди мужиков его кликали Нянькой, за то, должно быть, что он в свои сорок пять лет большую часть прибыли от своего бизнеса тратил на малолетних шлюшек. Сидел он лицом к нам и смотрел на Мишку таким ненавидящим взглядом, что у меня мурашки по спине брызнули. После выхода из кафе, я не удержался и спросил своего приятеля про Няньку.

«А, ерунда. Неделю назад я ему заказ выгодный не дал хапнуть. Отдали более специализированной фирме и с более низкими расценками. Чёрт с ним, с Нянькой. Попсихует, да и успокоится», – небрежно махнул рукой Мишка, хохотнув своим обычным беззаботным смехом.

Вот такой была наша последняя встреча. А около двадцати одного часа местного времени, соседка Веригиных по площадке, пошла по каким-то хозяйственным делам к Оленьке. Дверь оказалась открытой. Она вошла и обнаружила на кухне два трупа – Михаила и его молодой жены. По заключению экспертов оба скончались в одно и то же время (около восьми часов вечера) от ран в область головы. Нанесли их одним и тем же предметом – кухонным никелированным топориком для рубки мяса. Причём, исходя из осмотра места происшествия, Михаил был убит при входе, а точнее: при вползании в кухню через пролом в нижней части филёнчатой двери. Тут, сами понимаете, масса вопросов возникла.

Во-первых, почему Мишка решил, вдруг, вернуться со степных озёр домой? Соседи по подъезду видели, как он, около шести часов вечера, сложил в свой «Мерс» ружьё, бродни, рюкзак – словом, всё, что необходимо для охоты, и укатил. Во-вторых, зачем ему понадобилось ломать дверь собственной кухни? Ну, и, наконец, кто и зачем укокошил Веригиных? Ограбление – отпало сразу. И в квартире всё, до мелочей, цело, и в машине, припаркованной у подъезда, всё, что сложил туда Михаил, на месте. В спальне был найден один единственный посторонний отпечаток пальца. На кухне же и вообще в доме, ни посторонних следов, ни отпечатков. Правда, две бабульки утверждали, что видели около половины девятого вечера, молодого человека, выходившего из подъезда. Вот только обрисовывали они его каждая по-своему.

– А про Няньку-то ты, что же не вспомнил? – удивился Петрович. Потеря выгодного заказа, а значит какой-то прибыли, да ещё с прикидкой на отношение к нему в будущем – это железная причина, или, как вы говорите «мотив» для эмоций и тёмных поступков.

– Да тут и к бабке ходить не надо, – уверенно отчеканил Витёк, – в бизнесе законы суровые: помеха получения прибыли – подлежит устранению.

– Нет, мужики. С Нянькой, даже на уровне версии ничего не срасталось. Он никогда не был вхож в дом Веригиных. Вероятность того, что Рожнов поджидал свою жертву в кухне у Михаила, практически, нулевая. Ему бы проще было свести счёты со своим обидчиком в степи. Тем более что наш разговор за столиком, явно не прошёл мимо его ушей. А, кроме того, обида – обидой, бизнес – бизнесом, а Оленька-то здесь при чём?

Исходя из обстоятельств и жуткой картины на месте преступления, невольно возникала шальная мысль о том, что Веригин гнался за своим убийцей от озера до самого дома, до своей собственной кухни. От Степных блёсток до Мишкиного дома, максимум сорок минут езды. В восемнадцать он уехал. Около девятнадцати присматривал (да, пожалуй, уже и присмотрел) место для ночевки. И вдруг, ЧТО-ТО заставляет его вернуться, а около двадцати часов он уже мёртв. Не учитывать всё это было нельзя. Но и погоня за собственной смертью от озера до своей квартиры – тянула не более чем на бред.

Впрочем, Няньку мы без внимания не оставили. Подняли охотоведа. Выяснили, что Рожнов взял путёвку на озеро Круглое. Это тоже в степи, в семи километрах от места охоты Веригина. Около часу ночи его вместе с приятелем и двумя девицами доставили в отделение. Все были навеселе, утверждали, что приехали на озеро около восемнадцати часов и никуда больше не ездили. На всякий случай, от беды подальше, дежурный предложил оставить полупьяную компанию до утра в обезьяннике. Это вызвало бурный протест подгулявших охотников.

«Да, вы, что! Обкурились здесь все, что ли?» – орал Рожнов.

«Штирлицы, супермены хреновы! – язвил приятель Няньки. Жучок нам под стол в «Дуплете» поставили! Мы прикалывались, а они клюнули».

«Мы же ничего не сделали, – не унимался Рожнов, – мало ли, что можно под пиво намолотить!»

Каким-то шестым чувством я смутно начал понимать, что в этой болтовне что-то есть. Успокоив мужиков обещанием, доставить всех на Круглое после откровенного разговора, мы выяснили, что после нашего с Мишкой ухода из кафе, ребятки «балдежа ради – потрепались». Потягивая пиво, они болтали о том, что Степные блёстки – место пустынное. Веригин там будет один, и они легко смогут ему показать, в каком озере зимуют раки. Мало ли, мол, каких несчастных случаев не бывает на охоте.

Слабая, почти безнадёжная, но всё же, ниточка. А, вдруг! Ведь случается же, что один громко пригрозит, другой эту угрозу втихомолку выполнит, а шишки – на того, кто грозил.

Няньку с компанией мои ребята доставили на Круглое. Оставшийся у них в живых ящик водки был понадёжней подписки о невыезде. В любом случае – никуда бы эти добры молодцы от нас не делись. А я утром отправился в «Дуплет», надеясь узнать, кто сидел рядом с Рожновым во время его воинственных речей. Первым делом мне хотелось поговорить с Настей – молоденькой официанточкой, которая обслуживала нас вчера. Разыскивать мне её долго не пришлось. Едва я вошёл, она увидела меня и разулыбалась. Достав из кармана на фартуке какую-то бумажку, девушка помахала ей и запорхала между столиками ко мне. Бумажкой оказался тот самый листок из записной книжки, на котором Михаил писал мне вчера номер своего мобильника.

«Вот, дядя Коля, вы забыли на столе, и я им вчера воспользовалась», – щебетала Настя.

«И как же ты им воспользовалась?» – удивился я.

«Да услышала вчера, как Нянька с Серёгой собрались расправиться с Михаилом Викторовичем на Блёстках. Девок, мол, с собой не возьмём, и всё будет шито-крыто. Я, конечно, расстроилась. Михаил Викторович хороший дядька, а эти долбодятлы спьяну, что угодно натворить могут. А вечером стала деньги пересчитывать и наткнулась в кармане на эту записочку. Мы все потери наших клиентов собираем и возвращаем. Гляжу – написано: «Михаил Веригин. Мобильник: и номер». Ну, я и решила предупредить…».

«И, что же ты ему сказала по телефону? О чём вы говорили?», – спросил я с замиранием сердца, сразу вспомнив предсказание цыганки.

«Да, мы и не говорили. Я набрала номер, он – ответил. Я сказала, что его хотят убить. А он трубку бросил, да так, что у меня в телефоне затрещало. Вот и весь разговор», – невинно улыбнулась официанточка.

«А во сколько ты звонила?» – спросил я, чувствуя, как ноги у меня становятся ватными.

«Смену мы сдаём в восемь вечера. Значит, деньги я взялась пересчитывать минут через двадцать после семи…».

И только тогда я понял, почему мобильник Михаила был найден на полике машины у педалей – раздавленным. Нет. Веригин не бросил его. Он его выронил. Выронил, потому, что, так же как, и я вспомнил: «ЗА ПОЛЧАСА ПО ТЕЛЕФОНУ…». Но ведь Рада предсказала ему, что он умрёт в один день со своей женой. И Михаил, беспокоясь об Оленьке, ежеминутно поглядывая на часы, помчался домой, забыв и о мобильнике под ногами, и об охоте, и вообще обо всём на свете.

Между тем, пока я делал свои открытия в кафе, мои парни тоже кое-что нарыли. Они разыскали близкую подружку Веригиной. После недолгих причитаний о том, что она ничего такого не знает, девушка рассказала, что у Оленьки был любовник. Он тоже работал в городской Администрации. Отпечаток одного из его пальцев, оказался идентичным, найденному в спальне Веригиных. Парня предъявили на опознание старушкам, которые видели его выходящим из подъезда в вечер убийства. Бабульки, каждая по отдельности, указали на него. Понятно, что нервишки у молодца были на взводе. Он сломался и дал признательные показания.

По его словам познакомились они с Оленькой за полгода до убийства, на приёме каких-то иностранных гостей. Там присутствовали все работники Администрации с жёнами. Оленька жаловалась на скуку и на то, что у них с Михаилом совершенно разные интересы. Они стали друзьями, а затем и любовниками. В вечер убийства Оленька позвонила ему около восемнадцати часов и сказала, что Веригин уехал на охоту. Через пятнадцать минут он был уже у неё. Она сразу, как сумасшедшая затащила его в спальню. Потом хозяйка в одном халатике, а он только в плавках, прошли на кухню, принять по стопочке коньяка. Едва успев выпить, они услышали, что вернулся Веригин. Оленька, обезумев от страха, непрерывно шептала: «Он нас убьет…, убьёт обоих…». Она судорожно схватила ключик, висевший в кухне на гвоздике возле двери, и замкнула замок. Михаил, пробежав все комнаты, и, видимо, даже не заметив чужой одежды в спальне, подскочил к кухне. Несколько раз, окликнув жену, он ударом ноги выбил филёнку. Оленька упала в обморок. На глаза молодому любовнику попался топорик. Когда голова Веригина показалась в проломе двери, он нанёс удар. Второй – был обрушен на голову любовнице, ещё не пришедшей в сознание. (Нет свидетелей – проще скрыться от наказания). Затем он, трясущимися руками налил себе стакан коньяку и, с трудом поднеся его ко рту, выпил. Несколько успокоившись, убийца избавился, как он полагал, от всех следов, отпечатков и покинул квартиру.

Вот такая история.

– Не вижу я здесь ни какой мистики, – как-то не привычно тихо сказал Петрович, – просто случайное стечение мелких обстоятельств. В жизни таких ситуаций не так уж и мало. Большие и малые катастрофы на транспорте, случайный выстрел из оружия, сосулька с крыши на голову грохнулась, поскользнулся… Ну, и так далее. Так, что же во всём видеть некие предначертания?

– А как же иначе-то, мужики! – горячо возразил Витёк. – Судьба – она и есть настоящее стечение обстоятельств. А кто его – это стечение направляет? Не зря ведь говорят, что все под Богом ходим. Начинается жизнь стечением обстоятельств и заканчивается – тоже стечением. А поскольку в жизни любое начало всегда женского рода, потому и кружатся все обстоятельства, чаще всего, вокруг женщин. Может они и есть наш Бог, наша Судьба, наш Крест?

– Стоп, братцы, стоп! – хохотнул Николай. – Люди на эти вопросы третью тысячу лет пытаются ответить, да не тут-то было! А у нас до зорьки чуть больше двух часов осталось. Вряд ли успеем надумать что-либо путное. Пойдёмте по машинам, да придремнём до рассвета. Иначе не судьба нам утром ни на один меткий выстрел…

Прошедший день, поздняя дорога и «залпы» Петровича, клонили ко сну. Я ещё раз глянул в проём опущенного стекла дверцы на небо. Мириады звёзд, созвездий и едва заметных туманностей скрывали в своём бесконечном мерцании извечные тайны неотвратимости судеб больших и малых миров. Во сне мне грезилась молодая красивая цыганочка, предлагающая погадать, а я никак не мог протянуть ей руку…

Эта история была рассказана на ночь на охоте на дичь в 2002 году.