Талисман героя

Безлунная ночь настораживала своей абсолютной непроглядностью, но страха не чувствовалось. Анна Петровна знала, что где-то совсем рядом её охраняет пара крепких вооружённых ребят на случай, если злодей подумает, что она нашла талисман и с ним не расстаётся. Всего неделю назад всё произошедшее с ней, да и не только с ней, трудно было бы представить отдалённым намёком на действительность.

Ну, почему, зачем, с какой стати она – учительница русского языка и литературы – сейчас здесь в роли ночного сторожа, а дома у неё устроена самая настоящая засада в духе остросюжетного детектива? Каким образом легенды и верования людей, живших тысячи лет назад, вдруг обрели черты реальности, вторглись в её жизнь невероятными, странными событиями? Неужто и в самом деле общечеловеческие нравственные заповеди, незримо отделяющие нас от жёсткой инстинктивной конкретики животного мира – всего лишь миф, рождённый в муках тысячелетних устремлений людей к яркому свету разума?

Нет, не на миг, на долю мгновения, совершенно неожиданно у Анны Петровны мелькнула мысль, а скорей, обрывок мысли о том, что все эти вопросы излишни и неестественного не случилось. Просто сверкнул очередной разряд между двумя полюсами энергии – серой убогости и безграничной сытости, но она не успела остановить на этом своё внимание. Недавние события медленно, как трогающийся с места поезд, а затем всё быстрей и быстрей понеслись в памяти невероятным чёрным вихрем.

❋ ❋ ❋

Оголённые ветви клёнов в придорожной лесополосе уныло поскрипывали при каждом порыве пронзительного октябрьского ветра. Крупные капли дождя вперемежку с сырыми снежинками били по лицу. Темнело по-осеннему быстро. Редкие машины, с зажженными уже фарами равнодушно шелестя колёсами по мокрому асфальту, проносились мимо поднятой руки. Безрезультатно отголосовав в очередной раз, Анна Петровна, торопливо поправив на голове вязаный сиреневый беретик, сунула озябшую руку за борт своего лёгонького тёмно-коричневого демисезонного пальто и, отворачиваясь от ветра, увидела, что проскочивший мимо «Москвич» остановился и бойко покатился назад – к ней.
– Однако, Анна Петровна, – прогудело суховатым баском из приоткрывшейся дверцы, – Давайте, устраивайтесь… Да, не торопитесь…
– Ой! Алексей Степанович! Вы прямо, как Ангел – спаситель с небес, – радостно улыбалась женщина, – Ну, спасибо! Закоченела вся…

Хозяин тепла, полумрака и едва слышного ровного гудения мотора, царивших в машине, виновато улыбнулся:
– Вы уж извините, Анна Петровна, что не сразу остановился, – не торопясь выговаривал он, переключая скорость и глядя внимательно на дорогу – Едва признал. Поздновато среагировал. Старею, наверное.
– А незнакомую женщину, стало быть, не взяли бы? – удивлённо приподняв брови, спросила пассажирка.
– Конечно, не взял бы, – бесстрастно глядя на несущееся под машину серое полотно асфальта, пробасил он, – ночь то вот она уже, а кто же в эту пору на большой дороге останавливается?

Анна Петровна с любопытством глянула на его массивные плечи, широкие ладони, спокойно, даже небрежно покачивающие баранку, и осуждающе улыбнулась:
– Да. Вы вроде мужчина при здоровье. Неужели женщину испугаетесь?
– За мои пятьдесят шесть лет приключений я повидал предостаточно, – искоса глянув на пассажирку, улыбнулся Алексей Степанович, – больше уже не хочется. Лесополоса-то совсем рядом, и какой там в этих кустах рояль – один Бог знает… Ну, и ещё, та женщина, что стоит на ветру под дождём – жалкая и одинокая. Стоит себе постаивает, как утка подсадная.

Анна Петровна сняла беретик и упрямо тряхнула рассыпавшимися волосами:
– А если там никакого рояля? Ну, как проехать мимо замерзающего человека?
– А те, кто не мимо – жалостливые которые – теперь уже не ездят, – он мрачновато усмехнулся, потом продолжил со вздохом. – Полёживают они сейчас себе спокойно под корнями берёзок в каком-нибудь колочке. А ихние автомобильчики давно распроданы по мелким запчастям на рынках… А вы-то как на этой обочине оказались? Почему автостопом, а не на автобусе, да ещё на ночь глядя?
– Так ведь пятница сегодня, – несколько удивясь неосведомлённости собеседника, ответила Анна Петровна, – Командированные, студенты, пэтэушники – все ломятся из города домой. В четыре вечера билетов уже не было. Я на работу ездила устраиваться. Пока то, да сё – вот и опоздала. Две девчонки звали меня в компанию – поедемте, мол, за город на аэропортовском автобусе, а там, на попутке… Не решилась. Понадеялась, что на проходящий попрошусь, да не получилось. Ну не на вокзале же ночевать…
– Погодите, погодите, – удивлённо приподнял он густые, соломенного цвета брови, – Что-то я не понял, или, как сейчас говорят, не догнал. Почему на работу? Почему устраиваться? А школа? А литература?
– Да, я, Алексей Степанович, больше года уже безработная, – тихо и как ему показалось, виновато ответила Анна Петровна.
– Это как же так? – непонимающе дёрнул он головой, – Этого же просто не может быть! Заслуженная учительница – и без работы?
– Знаете, сама не ожидала, – всё так же тихо проговорила она, разглаживая на коленях беретик, – только ведь не всякую обиду можно простить, не через всякую переступить, даже ради очень привычных благ.
– Редкая по нынешним временам философия, – он помолчал и задумчиво уточнил, – редкая и опасная. Впрочем, человеческое достоинство – это как денежный знак: тоже является эквивалентом ценностей. Только в отличие от купюры – не материальных, а интеллектуальных, духовных, словом всего того, что отличает нас друг от друга…
– И что с работой? Устроились?
– Да какое там! – сокрушённо махнула она рукой. – Прочитала в газете: «Работа для бюджетников в любом районе края. Возраст от тридцати лет». Бывшая бюджетница, давно за тридцать – уже больше сорока… Ну думаю, может, услышал Бог мои молитвы, может, и правда устроюсь… Позвонила. Назначили собеседование. Обрадовалась, сложила в сумочку документы и покатила. Но, как говорится, радость моя была преждевременна. Всё оказалось банальной туфтой: просто вариант сетевого маркетинга. Слышали про такое?
– Да. Приходилось… Но нам остановиться надо – фары протереть…

Анна Петровна задумчиво глянула сквозь ветровое стекло на склонённую над капотом фигуру: «Да. Время беспощадно. Природная коренастость его фигуры стала явно суше и уже не пышет, как прежде незаурядной мужской силой. Русые, с лёгкой кучерявинкой волосы, изрядно поредели. Однако движенья упруги и быстры… Профиль лица – вертикальная линия высокого лба, силуэт орлиного носа и почти прямоугольный выступ тяжёлого подбородка – почти с фотографической точностью напоминают черты его сына и её недавнего выпускника Степана Басманова. Занятный был парнишка. Романтика, мушкетёрство, рыцарство с примесью гусарской ветрености. Всё это уживалось в нём с какой-то недетской аналитичностью и выходом на нестандартные, чётко очерченные выводы…».
– Смотрела на вас, Алексей Степанович, в свете фар. Профили у вас с вашим Стёпой очень похожи. Как он? Где? – Анна Петровна глянула на собеседника каким-то новым, потеплевшим взглядом, а в голосе послышались искренние материнские нотки.
– Сразу после училища – Кавказ. Там и по сей день. В капитанах ходит. Ещё не женился. А ваша Наталья как? Вроде на иняз собиралась? Закончила? Замуж вышла?
– Замуж она через месяц после выпускного выскочила, – грустно улыбнулась Анна Петровна, – да в скорости и в Германию, вместе с мужем и его родителями. Вот и весь иняз. В бабушки меня пожаловала…
– А как же Сергей такую молодую и красивую бабушку отпустил в город одну, на перекладных? Почему не свозил на своей « девятке»?
– Не живём мы с Сергеем уже три года, – тихо, с неловкостью в голосе ответила попутчица, – он, может, помните, инженер-строитель. У шефа своего в лучших друзьях значился, а в девяносто седьмом пробежала между ними какая-то чёрная кошка. Всё стало не складываться, и, в конце-концов, остался мой Серёженька без работы. Потом они помирились, но на службу свою Сергей не вернулся. У нас в образовании, помните, конечно, зарплату по четыре месяца не выплачивали. Сам ни при делах, ни при деньгах. От нужды стал таксовать на своей «девятке». Вот однажды запрыгнула к нему в машину двадцатитрёхлетняя пассажирка, да и не выпрыгнула больше. Весь Петровск больше года судачил о том, как сорокапятилетний мужик женился на сопливой девчонке. Вы, что же, совсем ничего не слышали?
– Нет. Не слышал, – глухо, почти шёпотом ответил он, мотнув головой, словно отгоняя назойливую муху. – Не охочий я до сплетен и до чужих дел, – и помолчав, вглядываясь не то в дорогу, не то в ночь, спросил.– А скажите Анна Петровна, сколько же лет прошло с выпускного наших ребятишек?
– Да, семь кажется…
– Не многовато бомб?– он скупо улыбнулся одними уголками губ.– Вот и верь после этого пословицам!
– В смысле?– непонимающе глянула она на него.
– Я про то, что бомбы дважды в одну и ту же воронку не падают… Если, конечно, специально не прицеливаться.
– Дважды может и не падают, а про трижды или четырежды сказа нет…
– Так вас, стало быть, сейчас никто и не ждёт?
– Может Елена поджидает… Ну помните, учительница немецкого Елена Иннокеньтьевна? Мы с ней подруги. Обещала забежать вечером. У меня – ключ от её квартиры, у неё – от моего дома… Ну, и Федя теперь уже заждался…
– Новый муж?
– Нет. Пёсик. Большой, умный, красивый, но дворняжка.
– А почему «но»? Дворняжки не капризны и верны, а кроме того обладают особым чутьём на людей, чутьём, не доступным многим породистым собакам. Давным-давно, когда я был ещё мальчишкой, годков одиннадцати-двенадцати, жил у нас пёс по кличке Узнай. Пришёл он к нам самостоятельно неведомо откуда маленьким, толстым, косолапым щеночком. Вырос в довольно внушительную дворняжку. Во дворе он был и охранник, и хозяин, а во время сенокоса мы брали его на луга. Там бывшим фронтовикам отводили покосы. Мужики, каждый на своём участке ставили шалаши. А по вечерам собирались, пропускали по стопке-другой водки, вспоминали войну, травили ядрёные анекдоты, рассказывали небылицы.

Чаще всего эти вечерние посиделки устраивались почему-то у нашего костра. Узнай был всем друг и с особой нежностью относился к инвалидам: встретит метров за тридцать, лизнёт руку и проводит до самого места. Не любил он лишь одного мужика. Звали его Григорием, но чаще всего по прозвищу – Конём. Возможно, прилипла к нему эта кличка потому, что любимой его присказкой было «…коню понятно…», а может потому, что пришёл он с войны без единого ранения и выглядел очень здоровым дядькой. Мужики его уважали за добродушие, лёгкий нрав, всегдашнюю готовность помочь в любом деле. Они очень удивлялись злобливости к нему Узная, тому, что пёс не подпускал Коня к отцу и ко мне ближе, чем на два шага.

В начале шестидесятых годов Коня неожиданно арестовали, и больше в Петровске он никогда не появлялся. Говорили, что судили его где-то на Украине. Оказалось, что во время войны, выходя из окружения, он попал в плен, был завербован в полицаи, участвовал в расстрелах мирных жителей и пленных красноармейцев. Потом его внедрили в партизанский отряд, и сдал лесное воинство немцам ловко и подло. Вскоре Конь появился в другом отряде, но тут началось наступление наших войск, и этот отряд влился в регулярную армию.

Всё это выяснилось из случайно найденных секретных архивов немцев. Может в этих подробностях, было что-то и не так, но ведь, как говорится, нет дыма без огня…

Отец после этого стал посмеиваться над Узнаем: «Тебя Узнаюшка, в КГБ устроить надобно. Цены бы там тебе не было: троянских коней без всяких расследований и документов по одному запаху распознаёшь…». Вот вам и дворняжка.

Алексей Степанович подвёз Анну Петровну прямо к дому, на чай зайти отказался и уехал, бибикнув на прощание сигналом.

❋ ❋ ❋

Дом постепенно наполнялся теплом растопившейся печи. За окнами, на каких-то низких, тревожащих душу нотах, гудел ветер. Натянув одеяло до подбородка, Анна Петровна лежала с открытыми глазами. В сознании с непонятной настойчивостью возникали бессвязные образы: кентавр с лицом Сергея, и готовая к прыжку на него огромная собака; чёрный рояль, а за клавишами, едва видимая фигура женщины; умильная, добрая мордашка Феди вдруг свирепо оскаливается…

«Да, такой несвойственной для него злобой он встречает только одного человека – Ленку… Господи! Бред какой-то. У Ленки настоящий бультерьер. Она не признаёт дворняг, относится к Феде с презрением, пёс это чувствует, злится и что из этого? «Бомба дважды в одну воронку не падает…». Да-да. Это сегодня в машине. Но он сказал что-то ещё… Что? Ах, да: «…если специально не прицеливаться…». Мура… Ленка прицеливается что ли? Всё! Дорассуждалась… Впрочем, Наташку с Эйзелями познакомила действительно Ленка. Они собирались в Германию. Ленка давала им уроки литературного немецкого. Однажды она взяла с собой Наташку – сравнить диалектную речь с нормативной… А ведь Ленка знакома и с шефом Сергея – Игорем. Я сама их и знакомила. На вечеринке. Да, был трёп, что они стали любовниками. Но ведь это только трёп. Ленка по этому поводу посмеивалась: «Краса мира не может принадлежать одному. Она – эталон, зрительное достояние всех мужчин на земле. Хотя… В каждой сплетне есть доля сплетни… Это мои десятиклассники окрестили её Еленой Прекрасной и Красой мира после факультатива по древнегреческой мифологии. Да ведь она и вправду чертовски красива… До сих пор… Даже если она любовница Игоря, какая здесь связь со мной? Ссора Сергея с Игорем, а рядом Ленка, дочь в Германию – Ленка опять рядом. Ну, а измена Сергея? Чушь! Всё чушь. Я просто устала. Надо спать…».

Её разбудил лай Феди. Нечастый, ленивый и незлой. Так он оповещал хозяйку, когда приходили соседи. Однако за калиткой стоял совсем незнакомый мужчина лет сорока пяти, чуть выше среднего роста, крепкого телосложения, в чёрной кожаной куртке и такой же кепке. В руках у него была папка с замком-молнией. Представившись майором уголовного розыска Евгением Николаевичем Трубниковым, он вежливо попросил разрешения войти в дом. Поднимаясь по ступеням крылечка, он кинул быстрый, цепкий взгляд на Федю, молча и настороженно изучавшего незнакомца.
– Солидный зверь. Чем-то напоминает сенбернара, но отдалённо…
– Он не зверь. Он – Федя. Забавный и толковый, – пояснила Анна Петровна, немало удивлённая неожиданному утреннему гостю.

От чая майор не отказался, однако, не пригубив ни глотка, вынул из своей папки довольно толстую общую тетрадь. На некогда белой, а сейчас изрядно потрёпанной обложке сверху было написано: «Ad usum propium». «Для личного употребления», – молча, перевела для себя хозяйка. Почерк ей показался почему-то знакомым.
– Скажите, Анна Петровна, где вы были вчера вечером от восемнадцати до девятнадцати часов?
– Похоже на допрос. И протокол писать будете?
– Допрашиваем мы в отделе, а дома… За чаем… Помилуйте, Анна Петровна, и, простите, у меня не очень много времени.

Прихлебнув из чашки несколько глотков горячего чаю, Анна Петровна рассказала милиционеру о своей вчерашней поездке.
– А вы случайно не знаете, где живут те девушки, которые уехали с автовокзала раньше вас?
– Одна живёт на соседней улице, как раз напротив моего дома, а где другая – не знаю. С ними что-нибудь случилось? Что же вы чай-то не пьёте, Евгений Николаевич, остынет ведь, – она замолчала, увидев, что лицо майора приняло новое, как ей показалось, озабоченное выражение.
– Извините, Анна Петровна, мне позвонить надо. Можно я воспользуюсь вашим телефоном? – и, получив согласие, он набрал номер.

«Антон? Это я. От Куделиной. Да, всё совпадает, а что у тебя?» – Он выслушал собеседника, и удивился: «Оперативно обернулись. Впрочем, они там, в городе не то, что мы, пешком не ходят. В общем, отпускай под подписку… Что-что? Ну, ты даёшь! С этого бы и начинал… Вот как! Собачья слюна, говоришь?.. Да, на бытовой смахивает… Как, как? Баба с воза – кобыле легче? В смысле, что кобыла это мы с тобой? А вот тут как сказать… Не плохо бы узнать, где сейчас эта баба и спросить, почему это она с возу сиганула? О нас с тобой, что ли иззаботилась, чтобы нам полегче было?.. Да нет. Это я, конечно, фигурально…», – он положил трубку и снова сел на своё место за столом.
– У меня в доме теперь будет оперативный штаб по раскрытию какого-то преступления? – осведомилась хозяйка.
– Ну что же, давайте поговорим о преступлении. Вы знали Елену Иннокентьевну Чубарову?
– Да. Мы с ней подруги. У неё неприятности?
– Более чем… Вчера вечером, около двадцати часов соседи Чубаровой по подъезду увидели незакрытую дверь в квартиру Елены, заглянули и обнаружили её труп…, – он замолчал, видя, что его сообщение было для Анны Петровны не просто громом среди ясного неба, а неожиданно разверзшейся грозой с молниями, ураганным ветром и землетрясением. С трудом овладев собой, она спросила каким-то старческим, хриплым голосом:
– Как это случилось? От чего она умерла?
– Она не умерла. Она погибла. Кажется в результате несчастного случая. Смерть наступила от рваной раны в области шеи. Её нашли одетой, с ошейником в руке возле самой двери. Секретер и небольшой металлический сейф в секретере, закрыты. Ключи в кармане пальто покойной. В сейфе восемь тысяч рублей, две стодолларовые купюры, золотые серьги, перстни, кулоны. Ограбления не было. Соседи по дому говорят, что отношения у покойной с её собачкой – довольно крупным бультерьером – были не самые лучшие. Экспертиза установила, что в ране, от которой наступила смерть, присутствует слюна собаки. Возможно, Чубарова собиралась погулять со своим бультерьером, оделась, открыла дверь, хотела надеть ошейник, но пёс воспротивился. Она, может прицыкнула на него, может поводком хлестнула, а он её за горло, да и до смерти.
– Вы хотите сказать, что Елену убил Бонс?
– Бонс – это кто?
– Да, бультерьер же!
– Очень вероятно…
– Нет! Этого не может быть! Да, он с характером, иногда огрызается: не любит поводок и ошейник. Но Елене Бонс был предан…
– Она бывала у вас? Когда вы её видели в последний раз?
– Конечно, бывала. Часто вместе с Бонсом. Последний раз я видела её позавчера. Была она здесь и вчера, но меня не застала. Записку оставила. Да, вон она – на журнальном столике. Вот – читайте: «Привет! Была я. Недождалась. Позвони».
– Она вас на улице дожидалась или у соседей?
– Зачем на улице? У меня есть ключ от её квартиры, а ней от моего дома…
– У вас есть ключ от квартиры покойной?
– Да. Мы же подруги… Были…
– А где сейчас этот ключ?
– Да вот же он, – указала хозяйка на ключик с колечком, висевший на маленьком гвоздике чуть выше и правее двери.

Сообщение о наличии ключа у Анны Петровны явно не оставило милиционера равнодушным. Он подержал его на ладони, задумался и глянул на хозяйку каким-то новым взглядом.
– Что-то не так? Вы меня в чём-то подозреваете? – спросила она с тревогой.
– Ну, с подозрениями спешить, конечно, не следует, но для продолжения нашего разговора мне бы хотелось, чтобы вы кое-что прочли, – он подал ей принесённую в папке общую тетрадь. – Вот, почитайте. Это нечто вроде дневника покойной. Тут много всего. Для экономии времени – вашего и своего – я кое-где закладки вложил и позволил себе подчеркнуть карандашом некоторые записи. Берите, читайте, а я пока чаю…

Он говорил что-то ещё, но Анна Петровна уже развернула тетрадь и уже читала, не слушая и не слыша ничего вокруг, потому, что написанное, с первых же строк, повергло её в крайнее, почти гипнотическое удивление.

Записи были небрежными: часто разными по цвету пастами, без дат, иногда прерывались на полуслове. Закладки начинались после первой четверти тетради: «Ну почему не я, а она всё-таки стала Куделиной?! Ни рожи, ни кожи ни п…, ни титек. Ни сварить, ни на люди, ни пое… Нет! Я останусь. Я буду другом их недолгой семьи и не позже, чем через год выращу на её пустой башке ветвистые рожки».

Далее почти у середины:
…«…да! Он мой! Мировой мужик. Машина для секса. Девять раз за ночь! Он тащится от меня, как червяк от тёплого дождичка, но её бросать не собирается».

На второй половине тетради:
…«Миром правят сильные самцы, а самцами их отростки. Этим органам они не властны не подчиняться. Это природа. С ней не поборешься. И хорошо! Отростки подчиняются только тому, что находится у нас между ног и более ничему. Значит, миром правят наши ноги! Зачем и причём здесь замужество?»
…«Куделины купили машину. Ну и хорошо. Я буду ездить на ней больше, чем Она…».

Дальше было вырвано два листа, закладки не следовало, но карандашом подчёркнуто:
…«…подумаешь! Сушкова! Подумаешь! Директриса! Сегодня она, а завтра я!»…
…«Угощу-ка я на Новый год девятиклассничков хорошим ромом. Для них романтично. И убойно! Тамадой – Басманова. Он лидер и без царя в голове. Будет славно! На весь Петровск школьный голубой ого!!! Нёк!!! Вот и отдиректорствует Сушкова…».
…«Сопляк! Клитора не нюхал ещё, а гонору! А спеси! Выкручивала всё в шутку, как идиотка-школьница! Не прощу! Я хлестану его не по морде, а по жизни. Не прощу!»
…«Я старею?! Опять облом! Теперь с папой! Старый козёл! Но Артурчик-то мне не посмеет отказать… Неужели найдётся баба, способная передним устоять?»
…«Сволочь Басманов! Зверь! Фашист! Артурчик в больнице!»
…«Артур уехал. Совсем. Трус. Но дело сделано! Басмановы развелись! Ай-да Елена Прекрасная! Посмотрим теперь, куда покатится этот ублюдок…».

Далее вырван лист, потом закладка:
…«Жаль, но любой ценой надо отмазаться от Куделина. Сдам его с рук на руки Таньке. С ним она получит то, чего ей всё время не хватает. Он с этой красивой, молодой сучкой забудет про меня и про Неё. Другого выхода нет. Он мешает кадр…».

Опять нет листа и через несколько страниц:
…«Сушкова сближается с Куделиной. Похоже, наметила своей преемницей. Что-то рановато. Самой до пенсии ещё два года, но с ними надо решать!»
…«Сушков – старый бабник. Это знают все. Куделина – брошенка. Свободна. Не уродина. Ха! Только искорку, а остальное наши бабы будут раздувать взахлёб. Они ведь такие чуткие! Сумеют посочувствовать старушке – начальнице…».

Дальше вырвано три листа и записей больше нет.

– Что, Анна Петровна, жутковато? Я много грязи повидал на своей работе, но такой… дурно пахнущей, не приходилось. Боялась, наверное, покойная сильно чего-то, совести, а может Бога… Вот и выворачивала себя наизнанку в этой тетради, как вызов своему страху: «А, плевать! А, не боюсь!». Но дело не в этом. У подавляющего большинства людей, отмеченных вниманием покойной в этой тетради, был, говоря нашим языком, мотив для убийства Чубаровой. Среди них есть люди способные на поступки. Вот, скажем, ваш знакомый, ваше алиби, так сказать, Алексей Степанович Басманов. Бывший спортсмен, пояс там какой-то у него по карате. При этом решителен: читали, как он этого Артурчика. Надо полагать, и уехал, бедолага, потому, что сообразил: Басманов может и убить. Да, да. Люди с импульсивным нравом, обидчивые, подчас, сами не ведают, что через пять минут выкинуть могут. Алексея Степановича попыталось начальство против шерсти погладить, а он бац, и заявление на увольнение. Не велика должность директора спортивной школы, но, какая, ни есть – зарплата…
– Это не обида. Кое-что слышала. Просто человек не терпит хамства, – возразила Анна Петровна, с напряжением слушая майора и пытаясь понять, что от неё хотят.
– Может быть, может быть. Я вообще-то о мотивах. В этой тетрадке их не увидеть не возможно. Но ведь всё написанное было в руках только одного человека – автора записей. Представить себе, что дневник Елена давала кому-то почитать, практически не реально. Но теоретическая вероятность хоть и близка к нулю, но не нулевая. Ну, дотянулся кто-то длинной рукой до написанного, без ведома автора. Замыслил отомстить. Отомстил. И, соответственно, вырвал из дневника все записи о себе. Хотя это могла сделать и сама покойная, написав что-то такое, что и для личного употребления нельзя оставить. И всё-таки, неплохо бы узнать о ком шла речь в этих вырванных листах. Не смогли бы вы, Анна Петровна, помочь мне в этом?
– Каким образом?
– Может, делилась она с вами какими-нибудь секретами? Вы же подруги были.
– Нет, я не знаю ничего. Тема личной жизни была в наших отношениях неким табу. Закрытой, запретной. Мы старались не лезть друг другу в душу. И вообще, зачем вам это нужно? Вы же сами сказали, что Елену… убил… не человек, а собака. Кстати, где Бонс? Вы убили его?
– Исчез ваш Бонс. И носа своего собачьего у дома не кажет. Ну, а насчёт предположений – человек, не человек – тут невероятностей может быть в стократ больше, чем привычного и обычного. У нас почти круглосуточно работает очень добротная академия преступности. Включай телевизор – и больше ничего не надо. До чего никогда не додумался бы средний, обыкновенный, так сказать, гражданин, придумает талантливый, а подчас, гениальный ум писателя, сценариста, художника и т.д. Высококвалифицированный режиссёр подскажет не менее грамотным актёрам, как абсолютно натурально изобразить всё это в кадре. Толковый композитор наложит на этот кадр такую музыку, такой тембр и ритм, что увиденное вобьётся в сознание зрителя против его воли, проникнет в подсознание и останется там чётким средством решений жизненных ситуаций. Если всё это оформить в соответствующие гаммы – световую и цветовую – штука получается безотказно убойная, во всех смыслах этого слова. Так, что, практически, ничего невероятного в нашем деле не существует. Поэтому и прошу ещё раз – подумайте, поразмышляйте, может и возникнут какие-нибудь ассоциации, соображения. Звоните сразу, если придёт, что на ум. Вот мои телефоны…

❋ ❋ ❋

Драматично-странная гибель учительницы сразу обрела в Петровске чёткое, однозначное толкование: не любила-де своего питомца хозяйка, обращалась с ним не по-человечески жестоко. Не стерпело у пса ретивое, и, в праведном порыве, отомстил он ей сразу за все обиды. Будучи не по-собачьи смышлёным и хитрым, он обвёл вокруг собственного хвоста всю милицию, сумел улизнуть и теперь, вкусив человеческой крови, рыщет ночами по улицам Петровска в поисках новой жертвы…

❋ ❋ ❋

Прошедшие после того памятного утра три дня, Анна Петровна прожила как в тумане. Она не чувствовала к своей бывшей подруге ни ревности, ни злости, ни отвращения. Глянувший на неё из дневника образ циничной, двуликой, жестокой фурии, так и не связался в её сознании с Еленой, бывшей всегда, с детских лет, рядом. На работе её не любили и опасались. Негласно считалось, что связываться с ней – всё равно, что кинуться под гусеницы танка: даже если и угодишь между ними – натерпишься. Мало не покажется. Впрочем, там никто никого не любил и все друг друга опасались. Время от времени между директрисой и Еленой возникало взрывоопасное напряжение. Втайне все этому радовались, стремясь подлить масла в огонь обоих костров. Анна Петровна же, твёрдо удерживая абсолютный нейтралитет, искала и находила способы погасить назревающий конфликт. Иногда ей казалось, что Елена впадала в какую-то непонятную многодневную депрессию. Она вся уходила в себя, слушая не слышала, говоря о чём-то, думала явно, о другом, взгляд красивых глаз становился холодным, пустым и жутковато-мрачным. Анна Петровна, не пытаясь проникнуть в причины изменений настроений подруги, стремилась в такие дни быть всегда рядом. Она сглаживала возникающие неловкости, старалась избавить её от повседневных мелочных хозяйственных забот, сводила ситуацию к какой-нибудь вечеринке или пикнику. После этого Елена, переболев на следующий день похмельем, становилась сама собой. Ей казалось, что Елена ценит эти её порывы, и осознание негласной благодарности близкого человека приносило удовлетворение. Сейчас же отсутствие этого чувства, напрочь замкнуло вокруг неё вязкий, незаметно пробирающий до самых костей, холодок одиночества.

❋ ❋ ❋

Она не поехала ни на могилки, ни на поминки, отчётливо сознавая, что всё происходящее будет во многом неискренним и фальшивым, однозначно указывающим лишь на всенепременную благопристойность организаторов и участников ритуала. Но не проститься с подругой она не смогла. Гроб с телом был выставлен в вестибюле школы. Лица, лица, лица… Любопытные и равнодушные, театрально-скорбные и пустые… Как их много… Они кружились, как хлопья снега над пустырём в мрачной настороженности перед страхом вечного вселенского холода и одиночества.

Она пришла в себя на несколько мгновений лишь у самого гроба и отчётливо поняла, что видит это милое, красивое даже в смерти лицо, в последний раз.

❋ ❋ ❋

У выхода из школы, уже на улице, к ней подошёл Игорь.
– Привет. Как ты?
– Спасибо. Стараюсь держаться.
– Как вообще-то дела? Слышал, с работой проблемы?
– Сейчас у всех проблемы.
– Не знаю… Не обидеть бы тебя… В общем, есть работа. Зарплата – три тысячи.
– Что за работа?
– Ночным сторожем. Территория небольшая, тёплая сторожка. Там у них даже телевизор есть. Смена через две ночи на третью…
– Да, что ты Игорь! Какой из меня сторож? Я же трусиха…
– Чего там бояться? Ну, бери с собой своего Федю. С таким волкодавом на львов выходить можно. В крайнем случае – телефон. Милиция в две минуты: тут как тут…
– Не знаю, Игорь… Спасибо! Но подумать надо…
– Да, понятно, понятно. Телефон-то мой помнишь? Ну, крепись… Звони. Я ждать буду. Пока!

Вечером неожиданно позвонил Басманов и спросил разрешения зайти – помянуть Елену. Не будучи с ним в дружеских отношениях, ни даже в близком знакомстве, Анна Петровна вначале несколько растерялась и, кажется, готова была отклонить непонятное предложение, но устав от передряг последних дней и от самой себя – согласилась. Положив трубку, она подошла к зеркалу, оглядела себя и ужаснулась: округлое лицо её с ямочками на ещё недавно свежих, матового оттенка щеках осунулось и посерело. На прямом высоком лбу двумя вполне видимыми паутинками пролегли складки. Большие, чуть продолговатые глаза глядели устало и бессмысленно. Уголки, потерявших естественную розовость губ, опустились, придавая лицу почти старческое, скорбное выражение. На тёмно-русых до плеч волосах – съехавшая на бок, с утра повязанная чёрная косынка: «…Ну, и видок! Пожалуй, стопка водки будет, в самом деле, только на пользу…».

❋ ❋ ❋

Между ними не возникло, обычной в такой ситуации, неловкости. Анне Петровне надо было выговориться, а Басманов умел слушать, воспринимать и войти в невидимый эмоциональный контакт с собеседником.
– Ой, кажется, я слишком много говорю, – спохватилась хозяйка.– Вы-то как чувствуете себя? Вы ведь тоже были с ней знакомы?
– Да, конечно. Как со всеми учителями, учившими Степана. Однако мне хотелось бы поговорить с вами не об этом. Я тоже сегодня был там… В школе. Видел вас, и видел как с вами о чём-то говорил Игорь Владимирович Воронин. Вы с ним хорошо знакомы?
– Да. Он был шефом моего бывшего мужа, – Анна Петровна откинулась на спинку стула, несколько удивлённая неожиданным поворотом разговора. – Одно время мы даже дружили семьями, но после смерти его жены как-то всё распалось. Это знакомство имеет какое-то отношение к вам?
– Нет… Прямого, пожалуй, нет, – он помолчал, собираясь с мыслями, – А вот к случившемуся с вашей подругой, может быть, и имеет… Выслушайте меня и, если сможете, помогите разобраться с некоторыми странностями.
– Да, да, говорите. Всё это звучит, как нечто интригующее.
– Интрига вероятна, но в целом всё может оказаться не более чем мыльным пузырём. Дело в том, что не очень давно, а точнее во второй половине августа нынешнего года, зашёл ко мне вечерком мой сосед по подъезду. Работал он шофёром на маленьком самосвальчике в строительной фирме, как раз у Воронина. Звали соседа Александром. Он бывал у меня частенько: стопочку пропустить, новостью поделиться… Ну, словом, по-человечески, по-соседски. Со своей супружницей они прожили вместе тридцать лет. Она пошугивала его – когда в дело, а когда и так – острастки ради. Вот и забегал он ко мне, как под зонтик в дождичек.

В тот вечер пришёл он крайне расстроенным – прямо весь не свой.
– Что, Александр, опять от Татьяны попало? – осведомился я.
– Да, ну, – махнул он рукой, – на неё, рекламу, внимание обращать – никакого здоровья не хватит. Кинули меня сегодня, как пацана, как последнего лоха.
– Не горюй, – попытался я успокоить его, – сегодня тебя, завтра – ты. Вся жизнь сейчас на этом стоит.
– Эх, Степаныч, Степаныч, – чуть не плача выдавил он, – да такие случаи раз в сто лет бывают, а может и в двести. В собственном кузове прозевал находку, на которую до конца жизни по-человечески жить можно: иномарка в тёплом гараже, коттедж с бассейном, отпуск под пальмами с молодой блондиночкой – золотой рыбкой…
– Откуда же взялись в твоём кузове такие сокровища, – удивился я.
– Конечно, конечно, – уловил мои сомнения и совсем сникнув, закричал сосед, – кто мне поверит, простому шофёру, старому выпивохе. На это и расчёт сделала та красивая стерва…
– Это ты о ком? – заинтересовался я, – Расскажи толком-то всё.

Вот тут и поведал мне Александр странную историю.

Он уже два дня возил на своей машине песок из промойной насыпи, то есть из кургана, возникшего от чистки дна нашего пруда. Возил Сашка его на бетонно-растворный узел, а погрузка шла экскаватором. В тот день Воронин велел ему отвезти прямо с утра одну машину песку на дачу учительнице Чубаровой, подробно объяснив, как проехать. Сашка же, будучи с утра с похмелья, не решился тащиться к этой училке через весь Петровск и пост ГАИ в начале дня. К вечеру, мол, отвезу, какая там разница? Однако, в обед на растворном узле его встретил разгневанный шеф, снял стружку, приказал доставить песок первым же послеобеденным рейсом и лично доложить о выполнении задания.

Чубарова встретила его сама, открыла ворота, показала, куда ссыпать, а когда после разгрузки он вышел из машины прихлопнуть задний борт, то увидел в руках у учительницы, облепленный сухим илом предмет, как выразился Сашка величиной с кошку. В одном месте ил отщелкнулся, и оттуда проглядывало золото. Сашка предложил очистить находку, но хозяйка сказала, что сделает это сама, метнулась к домику и минут через пять вернулась с булыжником. Вот мол, что оказалось на самом деле под илом. Дала Сашке полусотку на бутылку и выпроводила из ограды.

Как ему и было велено, он доложил обо всём начальству, не забыв упомянуть о золотой фигурке, облепленной илом. Тот посмеялся над ним, пить, мол, надо меньше, и посоветовал никому не говорить больше об этом, а то люди подумают, что у него, де, гуси полетели…

Я тогда тоже ни на грош не поверил своему соседу в эту фигурку: ну, мало ли, что с похмелья может померещиться. Только на следующий день утром Сашку убили по дороге на работу. Убили ударом ножа в сердце, чуть ли не в самом центре Петровска, возле аптеки. Место там утром безлюдное, и свидетелей убийства не осталось. В прошлую пятницу, кстати, я как раз увозил вдову своего бывшего соседа к сыну в город. Затосковала она одна в квартире. Они с сыном и были моим алиби в субботу. Пока городские коллеги наших милиционеров его проверяли, я, в качестве едва ли не главного подозреваемого, гостил у них в отделении.

До сегодняшнего дня у меня и мысли не было, связать Сашкину смерть с его находкой, но сегодня в школе, увидев Воронина, мелькнула у меня шальная мыслишка: «А вдруг не померещилась моему соседу золотая фигурка, а знали о ней всего три человека – Сашка, Елена и Воронин. Двое из этой троицы скоропостижно стали покойниками. Что вы обо всём этом думаете, Анна Петровна? Не было ли у вас с Еленой какого разговора о находках, золоте и так далее?
– Нет. Я ничего об этом не слышала, а кроме того, милиция уже установила, что Елена погибла не от человека…
– Есть у меня и по этому поводу сомнения. В прошлые годы мой отец был в приятельских отношениях с отцом Воронина, Владимиром Григорьевичем. Дядя Володя был старше моего отца лет на десять и в ту пору находился уже на пенсии. Служил он в милиции, в уголовном розыске, и за время работы собрал солидную коллекцию кастетов. Однажды он попросил отца подремонтировать один из его экспонатов: кастет-капкан. Им можно было пользоваться и как простым кастетом, но состоял он из двух стальных половинок, сделанных под пасть животного. Раскроешь эти половинки, и они закрепляются специальной защёлкой, а при ударе защёлка открывалась, и стальные челюсти захлопывались. Я ходил вместе с отцом и видел это приспособление. После смерти дяди Володи коллекцию сдали не то в музей какой-то, не то в милицию, но всё ли было сдано…
– А знаете, я тоже видела эту железяку у Игоря. Давно, правда. Лет десять назад, – удивлённо оживилась Анна Петровна.
– Любопытно! И как же это произошло?
– Мы с Сергеем пришли к Ворониным в гости – на шашлык. Ножи оказались тупыми, и мы послали мужчин в гараж поточить их. Но вскоре Галина, жена Игоря, обнаружила ещё один нож и отправила меня с ним к мужчинам. Ребята уже управились с заданием и рассматривали вещицу, похожую на ту, что описали вы. Игорь ещё тогда, смеясь, предложил мне её в подарок для обороны от сексуальных маньяков и продемонстрировал действие этой штуковины на бутылке. После демонстрации в руке у него остался лишь небольшой, сантиметра три длинной, осколок горлышка, а остальное разлетелось на мелкие кусочки. Мужики захохотав, показывали на этот кусочек – вот, мол, что останется от главного инструмента маньяка…
– Занятно, занятно. Значит, этот кастет остался у Ворониных или нашёлся умелец и сделал рабочую копию. В любом случае вероятность того, что на горле у Елены сомкнулись стальные, а не собачьи челюсти, есть, – задумчиво, про себя, отметил Басманов.
– Да, я не верю, что Бонс мог напасть на свою хозяйку. Он, конечно, с характером, себе на уме, но в его преданности я не сомневаюсь. Елена часто бывала с ним у нас, и я хорошо знаю эту собаку. Скажу вам по секрету: Бонс вчера вечером был у меня. Я его покормила, он лизнул мне руку, пообщался с Федей, они с ним приятели, и убежал. Но, ведь в ране обнаружены следы собачьей слюны?
– Ну, а если предположить, что Елена выпустила собаку погулять, в это время её убили, ушли, оставив дверь открытой, а пёс вернулся, попытался зализать рану хозяйке, но поняв, что она мертва (а собаки отличают живых людей от мёртвых), убежал.
– Но ведь и история с золотой фигуркой, и убийство Елены человеком – всё это предположения, подозрения и ничего более. Хотя…, – она задумалась на минуту и продолжала, – В принципе, невозможного здесь ничего нет. Ещё в семидесятых годах профессор Дульзон из Томска в книге «Топонимика Западной Сибири» высказал предположение, что по берегам нашей реки люди селились издревле. Их цивилизация по возрасту старше Европейской. А по Петровску доныне, из поколения в поколение, похаживают легенды о том, что аборигены, вплоть до прихода на Алтай русских, платили джунгарам дань драгоценными изделиями, вымытыми нашей рекой из прибрежных захоронений, времён той далёкой культуры. Кстати, в каком-то музее Москвы сохранилось несколько украшений конной сбруи, подаренных Петру Алексеевичу каким-то Алтайским ханом. По возрасту они старше древнегреческих.
– Помните, Анна Петровна, я в машине рассказывал вам о ночных посиделках у костра на покосе. Мне приходилось слышать там кое-какие легенды на эту тему. Суть их в том, что при захоронении героев, древние, твёрдо веровавшие в загробную жизнь, помещали в основание курганов золотые талисманы, которые должны были охранять покой потусторонней жизни воинов. Эти талисманы специальным заговором наделяли могучей силой, которая приводила к смерти всякого, кто хотел стать или становился их новым хозяином. Только светлым людям, то есть людям с руками, не обагрёнными кровью, и простившим своих врагов эти талисманы не причиняли зла. Кстати, в этих легендах смерть царя Петра связывалась как раз с сибирскими подарками.
– Если учесть, что пруд, в общем плане – всего лишь часть русла нашей реки, то вынутый с его дна песок, вероятно, и в самом деле может преподнести сюрпризы.
– Да, вероятность есть, – кивнул Басманов, – И если такой сюрприз попадает к Елене и на него начинает претендовать кто-то ещё, то ей просто необходимо было спрятать его подальше, под чьим-нибудь постоянным присмотром. На даче – исключается. Очень уж безнадзорное место. По логике, лучший хранитель тайны тот, кто ничего о ней не знает. Ну, например вы, Анна Петровна. Вы ведь, кажется, говорили, что у вашей подруги был ключ от вашего дома? Что она бывала у вас в ваше отсутствие?
– Нет, не часто, но иногда случалось. Елена была у меня и в пятницу, в день смерти. Перед отъездом я звонила ей, и она обещала забежать вечером – узнать результаты поездки. Она была здесь, но не дождалась меня, оставила записку и ушла…
– Вам показывали её дневник? – спросил Басманов, явно зная ответ и думая уже не о том, что скажет собеседница.
– Да…
– Вы заметили вырванные листы?
– Да, это и милиционер заметил.
– А если на последних вырванных листах она, хоть намёком успела обмолвиться о том, что спрятала у вас?
– Тогда ко мне появиться интерес того, кто эти листы вырвал.
– Вот я и насторожился насчёт Воронина.
– Может нам об этом сообщить в милицию, этому майору? – с некоторым испугом, неуверенно спросила хозяйка.
– И что мы ему предъявим? Рассказ покойного шофёра, который в состоянии похмелья чего-то там видел? Расскажем о Томском профессоре и его мыслях в связи с топонимикой Западной Сибири? Расскажем про кастет, который вы видели десять, а я аж сорок лет назад? В лучшем случае он посмеётся над нами, а то и просто пошлёт нас подальше. В его конторе апеллируют только фактами, а не легендами и домыслами.
– А знаете, о чём я говорила сегодня с Игорем?
– Откуда же?
– Так вот. Он предложил мне работу ночным сторожем…

Эта новость произвела на Басманова определённое впечатление. Он поднялся, походил по комнате, скрестив на груди руки, и раздумчиво произнёс:
– То Елена приходит сюда в ваше отсутствие, то вдруг Воронин забеспокоился о том, чтобы вас ночью дома не было. Мне кажется это всё неслучайным. Надо бы поискать эту штучку, и если она найдётся, то тогда найдётся в вашем доме и работа для майора. Мне пора уходить, а вы подумайте над нашим разговором. Я живу в десяти минутах ходьбы. В случае чего – звоните. В любое время. Если надо и ночью.

После ухода Басманова Анна Петровна тщательно осмотрела веранду, кладовую, кухню. Совершенно обессилев и не найдя ничего, она задумалась: «Может и нет ничего. Так… Воспалённое воображение, подогретое рюмкой водки… На дворе ночь. Ночью все кошки серы… Отсюда и тревога… Надо прилечь поспать…».

Проснулась Анна Петровна перед рассветом. В голове была полная пустота. Ни мыслей, ни ощущений. Однако, через несколько мгновений всё сразу как бы включилось: Елена, Трубников, Басманов, Игорь… По спине пробежал холодок…

«Надо поискать ещё. Бред… Невероятно… Но всё-таки что-то здесь не так. Ведь не Бонс же, в самом деле, расправился с Еленой! Он очень отчётливо понимал свои обязанности: защищать хозяйку. Однажды весной на даче у Елены была вечеринка. Было тепло. Стол накрывали на улице. Игорь, шутя, подтолкнул Елену, а Бонс, лежавший под кустом, мгновенно прыгнул на Игоря, сбил его с ног, и Елене пришлось долго успокаивать своего четвероногого рыцаря. А спустя два месяца на пикнике у речки, пёс, оставаясь, как обычно, ко всему равнодушным, всё время выбирал себе место между своей хозяйкой и Игорем, удивляя всех своей злопамятностью. Нет. Никакое он не чудовище… Но тогда кто? Этот кто-то был и есть. И даже если ему в руки попал дневник Елены, и он почёл там что-то обидное для себя, то не убивать же из-за этого человека! Не в джунглях же живём, в самом-то деле! А вот когда на свет Божий появляются штучки из области наследств, кладов, захоронений, за ними почти всегда начинает тянуться кровавый след…».

Она встала в прихожей у входной двери, пытаясь представить себя на месте подруги, и внимательно осмотрелась: стол, два мягких кресла, журнальный столик, пара полумягких стульев, шкафчик для верхней одежды с полочкой для обуви. Всё на виду, всё просматривается. Взгляд остановился на огромной китайской вазе в полроста человека. Еленин подарок на свадьбу. Ваза была с тайником в донышке, открывающимся поворотом против часовой стрелки. О наличии у подарка двойного дна подруга рассказала лишь спустя месяц после свадьбы и посоветовала не говорить об этом ни кому, даже мужу: «У каждого человека возникает иногда необходимость знать что-то только ему самому и никому больше, даже очень близким людям», – сказала тогда Елена. За двадцать лет семейной жизни тайником воспользоваться так и не пришлось – не было нужды. Анна Петровна положила вазу на составленные рядом стулья и повернула донышко. Внутри тайника был свёрток. Он плотно прилегал к стенке вазы. С трудом, вынув завёрнутый в плюш предмет, она развернула его и обомлела. Да! Это золото. Фигурка лежащего льва, увенчанная головой оскаленного дракона, была величиной действительно, как и говорил сосед Басманова, с небольшую кошку. Глаза чудовища были выполнены из мрачно сверкающих зеленоватых камней и придавали всей композиции жутковато – почтительный вид.

Басманов прилетел через пять минут после звонка. Он долго вертел в руках талисман, возраст которого, кто знает, возможно, не одно тысячелетие. Заключение же его оказалось неожиданным:
– Впечатляющая, но безделушка. Из-за этой безделушки убили Сашку…
– И Елену, – грустно добавила Анна Петровна.

Прошло три дня. Анна Петровна вышла на своё первое дежурство по охране материальных ценностей на территории строительной фирмы Воронина.

❋ ❋ ❋

Из задумчивости её вывел Федя, бывший при ней, как и советовал Игорь. Пёс дважды ткнул своей массивной головой в бедро хозяйки, явно пытаясь привлечь к чему-то внимание человека. Анна Петровна тряхнула головой, как после сна, и настороженно прислушалась. В проходной звонил телефон. Она успела добежать и подняла трубку.
– Да, да. Вахта, Петровск-сервис. Я слушаю…

Однако на другом конце провода не ответили и положили трубку. Сердце забилось чаще: «Это проверка… Это узнавали, где я? Здесь или дома. Наверное, началось…». Она глянула на часы. Было два часа ночи. Анна Петровна снова вышла на улицу и, прислоняясь к двери сторожки, тревожно вгляделась в темноту. Тишина ночи и спокойствие Феди, лежащего у её ног, несколько сняли возникшее после звонка напряжение. Но тревога не проходила. Её не покидало ощущение зыбкости, утраты привычных жизненных ориентиров. Сознание попыталось не заметить жуткого преображения образа подруги после чтения дневника, оно стремилось отвергнуть восприятие обманутости своим бывшим мужем едва ли не с первых дней после свадьбы. Всё это укладывалось в самый близкий круг, в её личный мир, который по её понятию, мог и не быть отражением общей реальности жизни. Игорь Воронин был за пределами этого круга. И когда события последних дней стали указывать на то, что и отношение к нему не соответствует её понятиям, наступила растерянность и неуверенность в собственной адекватности восприятия действительности. Это до предела обострило её внимание. Однако она чувствовала, что интуиция и рациональность далеко не всегда подсказывают однозначные оценки и решения. «Да, Игорь и не ангел, и не идеал. У него своеобразные понятия о нравственности: «Всё естественное не безобразно», но переступить через кровь… Нет! Это такой же бред, как и подозрения в отношении Бонса, как бы ни противилась этому разумная логика фактов…».

Её размышления снова прервал Федя. Он вдруг вздрогнул, поднялся на ноги, затем сел, поднял вверх морду и тоскливо, с болью и подвыванием заскулил.
– Господи… Что, что случилось, Феденька? – в страхе наклонилась к нему хозяйка. Пёс повернул к ней голову, и в мутном свете столбового фонаря Анне Петровне показалось, что из глаз собаки текут слёзы…

Шёл четвёртый час новых суток. Полная тревог и противоречивых ощущений, Анна Петровна ещё не знала, что главные события этой ночи уже произошли, и собственная история с золотой фигуркой вообще-то уже закончена. Не знала она и того, что в её жизни через три дня после этой ночи произойдут изменения: комитет городской администрации по образованию предложит ей пост директора школы, в которой она проработала более двадцати лет учителем русского языка и литературы. Предложение будет сделано по рекомендации, уходящей на пенсию Сушковой, и Анна Петровна его примет. А пока ночь не кончилась и произошедшие во дворе её дома невероятности ещё трепещут накалом человеческих чувств и крепких мужских выражений, именуемых филологами «экспрессивной лексикой».

❋ ❋ ❋

По мнению майора Трубникова в плане операции, разработанном и осуществляемом со спецслужбами, неучтённым не осталось ни чего. За Ворониным, вот уже в течение суток велось круглосуточное наблюдение. В прихожей дома Куделиной сумели ловко замаскировать маленькую камеру слежения, а машину с аппаратурой контроля припарковали за забором хозяйского огорода на соседней улице. В машине, сменяя друг друга, неотрывно следили за экраном монитора майор Трубников и его розовощёкий коллега Антон. У них была постоянная связь, с группой наблюдения за Ворониным, и с двумя омоновцами, притаившимися в тёмном углу двора Анны Петровны, в двадцати шагах от крылечка. Талисман был водворён в тайник вазы, так как майор считал, что, судя по предложению Воронина Куделиной, Елена успела занести в дневник информацию о месте нахождения фигурки. Этой информацией, по мнению Трубникова, подозреваемый должен был воспользоваться в первую же ночь отсутствия хозяйки. Имелась вероятность случайного обнаружения Анной Петровной заветного талисмана, а охотник за ним, судя по всему, случайности учитывать умел. Брать преступника предполагалось при его выходе из дома Куделиной только в случае наличия при нём золотой фигурки. Иначе доказать что-либо, кроме нарушения неприкосновенности жилища, практически невозможно.

Около двадцати одного часа Трубникову сообщили, что Воронин выехал из гаража на своём «ВМW». Майор попросил всех усилить внимание. Он предположил, что объект наблюдения, вероятно, оставит машину где-нибудь в сотне метров от дома Анны Петровны и далее пойдёт к своей цели пешком. Однако дальнейшие события этой ночи показали, что далеко не все предположения укладываются в реальную действительность.

Воронин выехал в центр Петровска, снял на улице двух девиц и вернулся с ними домой. Около двух часов ночи, все трое, будучи в состоянии почти полной алкогольной невменяемости завалились спать на необъятную итальянскую кровать хозяина. Озадаченный таким совершенно непредвиденным раскладом дел майор, всё же отклонил предложение о снятии засады, так как не исключил вероятности того, что одна неожиданность может оказаться лишь следствием другой, и на этот раз оказался прав.

В три часа, Трубников, измученный поисками пробела в своих логических построениях, вдруг получил сообщение от омоновцев, находившихся во дворе: «Внимание! В калитку вошёл человек, по виду совершенно не пьяный…». Майор толкнул локтем сладко подрёмывающего и иногда всхрапывающего Антона:
– Просыпайся! Началось! Обвёл он вокруг пальца наше наблюдение. Как говорится, отвёл глаза… голыми девками…
– Просто элементарно проспали…
– Интересно, как он откроет дверь? Ведь ключик-то остался у покойной…
– С накладным замком можно справиться хоть отмычкой, хоть фомкой…
– Ладно. Увидим. Брякни этим страдальцам, любителям порнухи, пусть просыпаются и осторожненько подгребают сюда, но чтоб тихо! На кошачьих лапах!

Однако выполнить это распоряжение своего начальника Антон не успел. Один из омоновцев, задыхаясь и запинаясь, рвущимся от натуги голосом вдруг понёс такую несуразицу, что Трубников, как контуженный взрывом, выпучив глаза и ловя ртом воздух, несколько раз конвульсивно дёрнулся. Из туманного сообщения можно было понять лишь одно: засада провалена, а вошедший во двор мёртв. Кроме того, имея строгую инструкцию не обнаруживать себя ни при каких обстоятельствах без команды, омоновец спрашивал, надо ли пристрелить собаку или не трогать её, как вещьдок?
– Ты лучше себя пристрели, хрипел майор, и лучше до моего прихода, а то хуже будет… Ничего не трогать! Никого не трогать!

Он выскочил из машины и, молодцевато махнув через забор, вихрем понёсся по огороду к дому Анны Петровны.

Во дворе же случилось то, чего никто не ожидал, не предполагал и не просчитывал.

Ночной гость, осторожно ступая и оглядываясь, прошагал по бетонной дорожке от калитки до ступенек крыльца, но подняться по ним не успел. Из собачьей будки, пристроенной к стене веранды, в полуметре от крылечка, как из-под земли возникла серая тень. Она молнией метнулась между стойками перил на площадку перед дверью и, едва коснувшись пола, стремительно прыгнула на грудь человека, едва успевшего занести ногу над первой ступенькой. Толчок оказался неожиданным и сильным. Пришелец наотмашь грохнулся на дорожку. При этом он угадал неприкрытой головой на острую массивную скобу, вбитую в бетонный бордюр, для очистки подошв обуви от грязи. Упавший не успел ни напугаться, ни крикнуть. Как отметят через несколько часов медэксперты, смерть, наступившая от пролома черепа и глубокого проникновения в мозг лезвия скобы, была мгновенной.

Между большим и указательным пальцами левой руки был судорожно сжат ключ от внутреннего накладного замка двери, к которой стремился ночной гость, а правая рука сжимала изготовленный к действию стальной кастет-капкан.

Запыхавшийся майор, обойдя вытянувшийся на дорожке труп, глянул на освещённое двумя фонарями омоновцев крыльцо и всё понял. Перед дверью, присев на задние лапы и готовый к новому прыжку, стоял светло-серый бультерьер.
– Откуда он взялся? Как вы его прозевали? – грозно уставился майор на омоновцев.
– А чёрт его знает, – растерянно ответил один, – вон, смотрите, – он махнул фонарём в сторону бокового фронтона крылечка, – с обеих сторон не хватает по доске. Шмыганул, видать в подворотню и под крылечком – в будку. Это сектор находился вне нашего обзора.
– Ну-ка дай фонарь, – устало сказал Трубников, и, взяв его, осветил лицо погибшего. Вдруг рука у него дрогнула настолько, что фонарик едва не выскочил из ладони.
– Твою мать! Да, это же не Воронин! Это же… Куделин! Эти сюрпризы сегодня в конце концов, кончатся или нет?!

❋ ❋ ❋

Утром Евгений Николаевич стоял в своём кабинете у открытой форточки и курил. За столом друг против друга сидели Антон и Воронин – объект недавнего неусыпного наблюдения. Морщась, от мучавшего его похмелья, он рассказал, что в последнее время виделся с Куделиным дважды.
– За два дня до смерти Елены я вечером ставил машину в гараж. Мимо проезжал Сергей, остановился, поговорили о том, о сём. В машине у Куделина было две полторашки пива. Зашли в гараж, неторопясь, распили, вспомнили общих знакомых… В общем, разошлись затемно. За это время я дважды выходил из гаража: бегал домой за вялеными лещиками и раз по нужде. Видимо этим и воспользовался Сергей: взял кастет, да и бросил его себе в машину. А я ведь до сегодняшнего утра и не хватился…

Второй раз мы виделись на похоронах Елены, у школы. Заметив Аннушку… ну, Анну Петровну, поднимавшуюся по ступенькам, Сергей пожалел её: «Не везёт бабе! Наташка за тридевять земель, в Германии, я на старости лет голову потерял от этой заразы Таньки, а теперь вот и подруги единственной не стало. Работу как-то умудрилась потерять… Я видел в местной газете объявление – сторожа тебе нужны. Предложи ей. Хоть какая-то копейка будет…».
«Да, вроде негоже – учителям в охранники. Там большого ума не требуется, а она специалист. Ей пацанов учить надо», – возразил я.
«Кому надо-то? Кого сейчас эти пацаны интересуют? Было бы надо – не сидела бы она в безработных… В общем, ты ей предложи, а там пусть решает…».

Ну, вот я и предложил…

После ухода Воронина, Антон, дописав ещё где-то несколько строчек, хлопнул ладонью по пухлой стопке бумаг.
– В общем, дело можно считать законченным. Только непонятно, как Куделин оказался главным фигурантом, и почему этот Билли Бонс появился в нужное время, в нужном месте?
– С абсолютной достоверностью мы с тобой, Антоша, никогда этого не узнаем, – задумчиво ответил майор, – Ни покойники, ни пёс, ничего нам не скажут. А почему Билли? Он же просто Бонс.
– Вы что, Евгений Николаевич, Стивенсона забыли? Вспомните: «Остров сокровищ», пираты, старый, матёрый морской волчара Билли Бонс… У этой братии законов было немного, но они их соблюдали. По их кодексу, за убийство близкого друга, за предательство, мера наказания назначалась одна – смерть.
– Ну, и ну! Да тебе самому впору садиться за какой-нибудь мистический триллер! Это, что же по твоему Бонс, как орудие провидения, задался целью отомстить за свою хозяйку убийце? Не мистифицируй, и не преувеличивай интеллектуальные способности нашего друга-бультерьера.

Вероятней всего, Чубарова обратилась к Куделину за помощью в организации сбыта фигурки. Она хорошо знала своего бывшего любовника: не пьяница, умеет хранить секреты, способен на поступки, но, как выражалась покойная, без царя в голове. Такие люди легко втягиваются в авантюры.

Но в последний момент, когда канал сбыта золотой вещицы, скорее всего, уже был найден, они не смогли договориться по долям раздела барыша. Ну, всё и закружилось. Елена почувствовала недоброе в действиях напарника, спрятала талисман, а Куделин, не ведая того, грохнул свою любовницу, но, не обнаружив фигурки в сейфе, наткнулся на дневник, с какой-то информацией о месте нахождения золотого льва-дракона. Замок на двери Анны Петровны не менялся после её развода с Сергеем, а у него сохранился ключ. Так, что обращать внимание следствия на отсутствие ключа у покойной нужды не было. Он его с лёгкостью оставил в квартире убитой. Связана ли смерть соседа Басманова с этой историей? Да, вполне возможно. Будь этот шофёр жив, не позднее, чем к вечеру дня убийства Александра, весь Петровск бы уже знал о находке, и о том, в чьих она руках. Этого Елена с Сергеем учитывать не могли. Однако прямых доказательств, причастности Чубаровой и Куделина к убийству нет, и данная версия может быть столь же ошибочной, как наши подозрения в отношении Воронина. Впрочем, возможно, что всё или почти всё происходило и не так. Спрашивать не у кого…

Ну, а Бонс… Пёс его, конечно, знает, что там в его тёмных собачьих мозгах происходило. Однако, всё наверняка проще, чем ты думаешь. Остался без хозяйки, без дома. Стал наведываться к знакомым. А тут пришёл, глядь: приятеля Феди на месте нет и будка свободна. Прилёг он там, да и задремал. А тут – шаги, да ещё осторожные. Сработал инстинкт охранника, вот и всё.
– Просто уж у вас всё больно, Евгений Николаевич, – усомнился Антон, хитровато улыбаясь, – Элементарно как-то.
– А в жизни всегда всё просто. Жизнь стремиться по самым простым путям, а мы, люди, всё мудрствуем, лукавим, и чем больше, тем более оказываемся вне жизни.
– А Бонса всё же жаль. Куда он теперь?
– Так его Басманов забрал. Они подружатся… Собаки к хорошим людям привыкают быстро…