На границе с Китаем

Глава первая

1.

Июль 1878 года, граница Российской Империи с Китаем, Зайсанский пограничный отряд, пикет Майкапчагай.

Горы Южного Алтая величаво возвышаются над долиной реки Улькен-Уласты. Пограничная линия в этом месте проходит от горы Мус-Тау по водоразделам гор Саура и Табаргайским хребтом. Русская сторона границы проходит по горам, поросшим редкой тайгой. Китайская сторона идёт холмистой, болотистой долиной с тополиными и осиновыми рощами. Буквально по ту сторону границы, уже в Китае, за рекой Улькен-Уласты, или Большой Тополиной, стоят горы Майкапчигай-тау – отрог системы Саура. С русской стороны, рядом с проходом между гор, расположился пограничный пикет Майкапчагай по названию урочища. Русский берег реки пологий, поросший кустарником и камышом. Китайский – высокий, с теми же камышами и редкими деревьями. Камыш по берегам настолько высок, что всадник спокойно спрячется и пройдёт незаметно. Река Улькен-Уласты не многоводна, то местами теряется в песках, то снова выходит на поверхность. 

Пикет Майкапчагай расположен на сопке Улан-Тологой, находящейся на левом берегу реки Улькен-Уласты. На расчищенной от камней и кустарника площадке стоят четыре юрты и две полуземлянки. В юртах расположились казаки 5-й сотни 3-го Сибирского казачьего полка. Полуземлянки же приспособлены под кухню и склад. Чуть поодаль, вглубь русской территории, сооружены загоны для казачьих коней. Рядом с загонами для коней построена небольшая кошара для овец, являющихся основной мясной пищей казаков. С тыла лагеря находится овраг с ручьем, впадающим в реку. У ручья, на берегу оврага, как и полагается – банька. Ближе к реке от лагеря, шагах в ста, возвышается наблюдательная вышка с камышовым навесом. В пикете постоянно находилась два взвода казаков, а один из взводов был в разъездах и дозорах по границе. 

Со стороны Китая, в верстах двух от реки на юг, находится китайский пикет, две юрты, одна для китайского начальника, другая для остальных пятнадцати пограничников. У китайцев на границе несут службу урянхайцы под началом дзянги-десятника и китайского унтер-офицера. Урянхайцы – кочевники, были в подданстве Китая и китайское правительство привлекало их на службу. Иногда с вышки казаки наблюдали, как приезжало китайское начальство и урянхайцы в разномастных халатах, суетливо пытались создать что-то наподобие строя. И русский и китайский пикеты были поставлены для охраны колёсного тракта, но за малочисленностью и плохому вооружению китайских пограничников, основную тяжесть охраны тракта несли русские казаки. 

Также и русский, и китайские пикеты исполняли таможенную службу. Случалось, что отряды немирных кызыл-аяков нападали на русских киргиз и калмыков и отгоняли скот в Китай. Кызыл-аяки звучит на русском как «красные ноги», если проще, то босоногие, то есть люди, не имеющие своего хозяйства. Кызыл-аяки – люди из разных племён, были там киргизы, торгоуты, манжуры китайцы, и урянхайцы. В общем люди, ушедшие от своих родов и занимающихся разбоем. Нередко китайские власти пользовались услугами кызыл-аяков, за свободный проход на русскую территорию брали с них скотом и деньгами. При обострении отношений с Россией нанимали банды кызыл-аяков для нападения на русские приграничные поселения. Китайские пограничники-урянхайцы вообще боялись этих разбойников и даже участвовали с ними в набегах и грабежах. Неспокойная граница была на Южном Алтае.

Третий Сибирский казачий полк, охраняющий границу в этих местах, был первоочередным полком 3-го отдела Сибирского казачьего войска. Управление отделом находилось в городе Усть-Каменогорске и распространялось на станицы Иртышской и Бийской линий. В военное время Усть-Каменогорский отдел формировал ещё 6-й , 9-й казачьи полки и запасную сотню из казаков старшего возраста. Штаб 3-го полка располагался на Зайсанском погранотряде, где и дислоцировался весь полк в зимнее время. С апреля по октябрь казачьи сотни находились на пограничных пикетах, оставалось по одному взводу от каждой сотни при штабе. Полк имел шесть сотен, вторая и пятая сотни формировались в основном из казаков Бийской линии, станиц Антоньевской и Чарышской. Призывались в полк казаки в 21 год и служили в третьем полку четыре года первоочередной службы. В зимнее время в Зайсане, в основном в учениях и на занятиях. Занимались не только военными науками, но и учились грамоте и топографическому делу.

Весной и до поздней осени же служба проходила на границе, и постигали казаки всё вживую, на месте. Казаки бийских станиц и посёлков к службе в горах были привычны, так как с детства привыкли к жизни в горах и предгорьях Алтайских. С юности казаки занимались хозяйственными делами в горной местности, да и на охоту ходили в горы. Немного сложней было казакам станицы Антоньевской. Антоньевская станица и её посёлки находились на равнине и в горах казаки-антоньевцы бывали не часто. Только казаки посёлка Слюденского жили в предгорьях. Казаки же Чарышской и её поселков в горах были как дома, и им легче было привыкать к службе на горной границе с Китаем.

Алтайские казаки были хорошими охотниками и проводниками, а вот кавалеристы из них были посредственные. Поэтому во вторую и пятую сотню полка посылались служить и казаки Иртышских станиц. Иртышские казаки, выросшие в степи, были отличными наездниками и рубаками. К концу второго года службы иртышцы помогали алтайским казакам овладеть джигитовкой и владению шашкой, а бийские казаки учили иртышцев ориентироваться в горах и следопытскому делу. Так что ко второму году службы в сотнях казаки становились отличными пограничниками.

2.

В двадцати верстах на север от пикета Майкапчагай у одного из проходов с гор в китайскую долину, расположился скрытый дозор из пяти казаков и урядника пятой сотни. Такие проходы нередко использовались разными немирными людьми с китайской стороны для проникновения на русскую сторону для грабежа. Проход был на месте горного ручья, который весной пополнялся водой талых снегов и превращался в бурную реку. Шириной проход был саженей десять в самом широком месте и три сажени в самом узком, так что три всадника в ряд могли спокойно проехать. Тропа по проходу петляла змеёй по ущелью меж сопок и гор пятнадцать вёрст и выходила на перевал уже в Зайсанской долине. Дозор назывался «Северный» и располагался в версте от границы на сопке в построенной хижине из камней, покрытой камышами и обложенной для скрытности кустарником и травой. Одна сторона хижины была огромным камнем шириной пять саженей и высотой четыре сажени.

На верху камня была ровная площадка, удобная для наблюдения за тропой. К камню пристроили две стены в рост человека, тыльная сторона была завешана войлоком и служила входом. В двух стенах выходящих на сторону границы и на тропу имелись узкие окна-бойницы для наблюдения и скрытой стрельбы. Внутри было четыре топчана и небольшая, сложенная из камней, печка. Внизу под сопкой, на стороне скрытой от прохода, имелся небольшой загон для коней с навесом из камыша. Если ехать со стороны Китая, то, если не знаешь, что на сопке есть дозорная хижина, не заметишь, пока не поднимешься на ее вершину.

Солнечным, июльским утром, наверху камня, приспособленного под наблюдательную площадку, лежал на бурке казак и наблюдал за проходом. Звали казака Степан Тарский, родом он был из посёлка Тулата станицы Чарышской. За невысоким его ростом пряталась сила огромная и Степан, как и все сильные люди, был очень спокойным и немногословным. Светлые волосы и голубые глаза очень выразительно сочетались с мужественным твёрдым подбородком. Редко из-под его светлых усов появлялась улыбка, но часто щурил левый глаз, выражая этим и радость, и гнев. Одежда у Степана была, как и у всех казаков в дозоре, выцветший темно-зелёный чекмень с газырями для патронов, светло-коричневые замшевые штаны – чембары. На узком, наборном поясе висел кинжал, рядом на бурке лежала шашка и винтовка «Бердана». Сапоги черные, высокие, с острыми носками, чтобы удобней продевать в стремена. Заступил на пост Степан часа два назад, еще по темноте, и только начал согреваться под восходящим из-за горы солнцем. Казак надвинул на брови папаху, чтобы солнце не мешало смотреть за проходом, и откинул одну полу бурки, расстегнул верхнюю пуговицу чекменя. За темные два часа утра замерз и сейчас радовался июльской теплоте.

«Сейчас дома, на Чарыше, хариуса ловить хорошо» – думал Степан: «Брательник поди уже натаскал за утро с котелок». Вспомнился дом, детство, рыбалка, младший брат Федька и немного взгрустнулось. До службы Степан был рыбаком заядлым и часто пропадал на Чарыше и притоке его Тулате, что протекала через его родной посёлок. «Ничё, ещё год всего службы и до дому. Будет тогда и хариус, и тальмень, и щука с чебаком. Оторвусь за все четыре года службы, нарыбалюсь».

Степан повернулся и посмотрел за хижину, где у костра перед входом Серёга Хлыновский возился с чаем. 
– Серёга, скоро там чай согреется, а? – Спросил Тарский.
– Тебе, Стёпа, ещё камень час греть, так что не торопи. Ты там за китайцем смотри, а то слыхал, опять вроде нехристи зашевелились. Не прозевай, домой-то могём не попасть.
– Не прозеваю, не боись, земляк!

С Хлыновским Степан были земляками, даже дома рядом в посёлке стояли. Были они не только земляками, но друзьями хорошими. Серёжка был небольшого роста, чернявый, калмыковатый казак. Дед его Иван Хлыновский по молодости ходил на службу в охрану серебряных обозов. Из одного из походов и привёл в посёлок молодую калмычку, говорят, у калмыков украл. Окрестил Марьей и женился. Из той поездки не только калмычку привез, но и шрам на лице от сабли, и деньжат, что хватило на свадьбу и новую избу. Пошли от этого брака в Тулате чернявые, калмыцкой наружности казаки и казачки Хлыновские. Казаки в роду были невысокого роста, но ловкие наездники и рубаки, казачки же Хлыновские были необычайно красивы и трудолюбивы. Славился на всю бийскую линию род Хлыновских честностью и порядочностью. Не зря породниться с Хлыновскими желали многие казаки линии. Одну из дочерей, Марью, дед Иван отдал замуж за Усть-Каменогорского хорунжего Георгия Корнилова. 

– Дык тебя-то, Серёга не тронут, ты ж как они чернявый и глаз узковатый. Сощуришься и за своего у них сойдёшь. – Шутил Тарский.
– Ты меньше болтай, а то чаю-то могёт и не хватить говорливым! – не зло отшутился Хлыновский.
– Хорош болтать обоим, казаки с ночи спят, разбудите, – вышел из хибарки урядник Петров.
– Какой спать, меня менять скоро урядник, нехай просыпаются. – Пробурчал Тарский.
– А тебе чё, лежи на каменюке, грейся, да смотри за китайцами, – ответил Егор Петров – Они всё ночь не спали. Волки с той стороны пытались к нашим коням подобраться, вот и гоняли их нагайками.
– А чё не стрельнули-то их, а, урядник? – Спросил Серёга Хлыновский.
– Да нельзя стрелять. Вчера, видел, посыльный от сотника был? Так вот говорил он, лазутчик с китайской стороны приходил и вроде как кызыл-аяки рядом ходят. Опять пакость косоглазые задумали.

Тарский невольно посмотрел на китайскую сторону. В прошлом году пытались кызыл-аяки, человек с двести, проскочить через Майкапчагай. Три раза в конном строю, лавой пытались смести пикет. Отстрелялись тогда из берданок, да помогла рота 4-го линейного батальона, отбили в штыки разбойников. Степан потом с казаками пытались догнать разбойников верхами, вёрст на десять зашли на китайскую территорию, так нет, ушли бандиты. После боя собрали убитых кызыл-аяков человек двадцать и передали китайским пограничникам. У казаков раненных семь человек, да из солдат пятнадцать ранило.

Хлыновский в тот раз кинжал себе хороший добыл. Когда бандиты лавой шли на пикет, он арканом за шею свалил одного торгоута. Хотел, было, живым взять, да торгоут лихой попался, когда к нему Серёга подбежал, торгоут вскочил и начал саблюкой отбиваться. Пришлось Хлыновскому срубить его насмерть шашкой, а кинжал и саблю себе Серёжка забрал.

– Так хорошо! Я себе аргамака хочу отбить! У нехристей кони как птицы быстрые, – заговорил Сережка
– Тебе бы всё трофеев понабрать, а как убьют? – пробурчал урядник Петров.
– Не убьют, я заговорённый!
– Ну-ну, видали мы таких. Сколько по погостам их наложено, – ворчал урядник.

Урядник был из старослужащих, станицы Антоньевской. Десять лет назад отслужил в первоочередном полку и уехал домой. Но что-то не сложилось в семейной жизни, так и не женился. Не хватало в сибирских казачьих полках унтер-офицеров и когда позвали охотников служить вне очереди, поехал в родной 3-й полк. Получил чин урядника и стал обучать молодых казаков премудростям службы на границе. Молодые казаки за ворчание прозвали Егора «Баюном», но любили за заботу и доброту своего урядника. Не раз Петров ловил на мелких нарушениях казаков, но наказывал по-своему, офицерам не докладывал. Огромная фигура Петрова поначалу внушала страх, но когда со временем казаки узнавали своего урядника, то относились к нему как к отцу или старшему брату.

– Егор Трофимыч, ты не ворчи, сладим мы с басурманами. Чай не в первой.
– Удивляюсь я с вас молодых, – уже мягче пробурчал в пшеничные усы урядник. – Один раз в деле побывали и уже все «заговорённые». Вот нанюхаетесь пороху как я, тоды и хвастайтесь. Шухавцов, вставай и Пичугина буди, слышишь? - Гаркнул урядник в хижину.
– Встаём ужо. А что Авдееву-то спать что ли? – из помещения крикнул Федька Шухавцов.
– Нехай спит, он ночь в наблюдателях был.

Откинулся войлок на входе и на утреннее солнце, жмурясь, вышли два казака. Шухавцов направился сразу в развалку к костру, где кашеварил Хлыновский. Пичугин пошёл не спеша к ручью умываться.
– Федька, ты рожу-то умой, глаз не видно, – пошутил Хлыновский.
– А я, Серёжа, можа на тебя походить хочу. Вот не стану умываться годов пять, глядишь, и тоже на калмыка походить буду. 
– Не получится, ты, Федя, рыжий и болтун. А колмыки-то всё молчуны, да чернявые.
– А что ты-то говорливый такой, а, Серёня?
– Так я-то по-русски говорю, а они не умеют!
– Федька, мылу дай, – крикнул с ручья Василий Пичугин.
– Своё иметь надо. Вася, сёдни какой день-то?
– Да вроде как четверг, а что?
– Вот ведь, сколько ты меня, Вася, знаешь, а всё понять не можешь. Я по четвергам попрошайкам не подаю, даже у церкви.
– Я те щас, поганец, сапогом по мягкому месту-то двину. Нашёл нищего.

Василий Пичугин шутя погрозил сапогом Шухавцову. Пичугин был из богатой казачьей семьи и одностаничник. Шухавцов знал об этом хорошо. Пичугины в Антоньевской были крепкие в хозяйстве казаки. Все, как на подбор, высокие и широкоплечие, работы не боялись и брались за любое дело. Один из дядьёв Василия торговал и имел свою лавку в станице, с товаром ходил аж до Китая. 

– Я те двину щас, медведь!
Шухавцов взял рушник и мыло и спустился к ручью. От ручья послышалась возня и плеск воды. 
– Эй, жеребцы, потише там. Китайцы услышат – башку отрежут! – крикнул урядник — Чем исть-то будете!

Тарский с улыбкой посмотрел, как дурачатся казаки, и повернулся в сторону Китая, наблюдать за границей. Повернувшись к границе, Степан взял в руки винтовку и начал осматривать её. Протер берданку тряпицей и попробовал шашку из ножен. Вытащив шашку, вскочил на ноги и крутанул три раза шашкой, как называли казаки этот приём восьмёркой или «бабочкой». Проверив патроны в подсумке и газырях на груди, успокоился и снова лёг наблюдать. «Ну, вроде всё в порядке. Пусть попробуют сунуться косоглазые» – подумал Тарский.

Глава вторая

1.

В камышах долины реки Албакан северней Майкапчагайского пикета на пятнадцать вёрст, находился скрытый лагерь. Шалаши из камыша и навесы из войлока указывали на временное расположение людей в этом месте. Люди, собравшиеся в камышах, судя по оружию, были немирные, а по одежде и говору было понятно, что народ здесь собрался разноплемённый и разной веры.

В большом шатре из войлока на топчане сидел богато одетый, крупный воин. Судя по тому, как к нему обращались остальные, и наличие двух часовых с саблями наголо – это был местный предводитель. Огонь трубки освещал в тени его медное лицо, редкие чёрные усы и, заплетённую в косу, бороду. Бритый затылок с прядью волос на затылке говорил о принадлежности к ойратскому племени торгоутов. Одет он был в чёрный богатый халат, расшитый белыми узорами, и красные монгольские сапоги. Рядом лежало богатая сабля, украшенная серебром и драгоценными камнями. За широким шёлковым поясом был кинжал и кремневый пистолет. Взгляд чёрных азиатских глаз, казалось, не выражал ничего и был устремлён куда-то вдаль.

Он вспоминал.

Когда он был босоногим мальчишкой, их род кочевал вдоль долины реки Тургусун. Его отец Ак-Урлюк был старший рода и имел триста коней и пятьсот овец. Как-то в середине лета к ним в улус пришли китайские солдаты и урянхайцы. Он запомнил только-то, что урянхайский тайши обвинил отца в воровстве коней и китайские солдаты, схватив отца и отрубив ему голову, разграбили улус. Взрослых всех убили, а детей увели в город Кобдо.

Вспоминал, как у китайцев был в прислуге у купца Ван-Цы и как тот издевался над ним, называя рабом и варваром. Когда ему исполнилось семнадцать лет, он ночью зарезал кухонным ножом купца и убежал в степь. Хорошо помнил как его, почти мертвого от жажды и голода, подобрали разбойники маньчжуры и он стал прислуживать их главарю. У маньчжуров он научился владеть оружием и их военным хитростям и, когда их шайка столкнулась с киргизскими барантачи (угонщики скота), он арканом задушил главаря маньчжуров и спалил фанзу, где сгорели и остальные маньчжуры. Очень хорошо помнит, как когда он весь в саже от пожара и обожжённый огнем, вышел к киргизам с обнажённой саблей в руках, один из киргизов, показывая на него пальцем, сказал: «Кара-Мерген!» – что значит «чёрный охотник».

Так за ним и осталось этот имя, а своё настоящее он и не помнил. Промотавшись с барантачи три года, он ушёл от них и собрал свою шайку. Брал к себе он всех подряд, но старался выбирать из ойратов и монголов. Брал так же и маньчжур, и киргизов, и уйгуров, и всех бродяг, не боявшихся крови и умеющих владеть оружием. Так из шайки в десять человек он создал отряд в три сотни. Китайцы называли его людей кызыл-аяки, ему было всё равно, только бы боялись. Жестокость, с которой он грабил китайские и урянхайские селения, закрепила за ним славу безжалостного воина и китайские власти старались всячески переманить его к себе на службу. Месяц назад приезжал китайский чиновник и уговаривал его за плату сделать набег на русскую сторону.
– У урусов хорошие кони и овцы, их коровы как буйволы мясисты и дают много молока. Если уважаемый Кара-Мерген приведёт мне их скот, то я щедро вознагражу его самого и его славных батыров – так говорил китаец, подливая сладкого, но крепкого вина, – Тебе славный Кара-Мерген ни чего не стоит отобрать весь скот у урусов. Они трусливы как шакалы и не умеют воевать.

И он согласился, но не сладкие уговоры китайца и не сладкое вино подкупило его на этот набег. Китайцев он ненавидел не меньше, чем урянхайцев и никогда не верил им, не мог простить убийства отца. Когда-нибудь он соберёт огромное войско и пройдётся как смерч над китайскими селениями и пустит реку крови урянхайцев. Это будет позже. К урусам у него есть свои счёты. Еще в начале своей разбойной жизни с киргизами-барантачами он как-то столкнулся с русскими казаками. В той схватке казаки изрубили десять барантачи и ему срубили часть уха и, если бы не его аргамак, лежал бы он давно в степи, съеденный шакалами. Тогда он ушёл от казаков, но злость на этих белых осталась на всю жизнь. Так что и денег у китайца возьмет и урусам отомстит. Бог войны Сульде не оставит его и поможет.

Здесь в камышах, недалеко от русской границы, он ждал удобного момента для прохода на русскую территорию. Китаец снабдил его отряд четырьмя пушками на верблюдах и пушкари маньчжуры говорили, что разгонят урусов первым залпом. Да! Боги с ним и его проверенные и незнающие пощады воины. Лазутчики ушли три дня назад, и он ждал от них хороших вестей.

2.

Ближе к полудню урядник послал в разъезд Тарского, Хлыновского и Авдеева, старшим назначил Тарского. Казаки выдвинулись на юг, в сторону пикета Майкапчагай. Они должны были встретиться с разъездом от пикета и вернутся на свой пост.

Обеденное солнце жгло как печь. Десять положенных вёрст думали пройти часа за два, в горах быстро не побегаешь. Казаки, вытянувшись друг за другом, медленно продвигались вдоль горного кряжа. Кони, изнывая от жары, норовили подойти к реке, но казаки не давали, боялись, что запарятся кони при такой жаре и падут. Проехав версты четыре, Хлыновский не выдержал.
– Стёпа, налим тулатинский, давай к воде. Сил нет, как пить охота, аж губы потрескались!
– Серёга, еще полверсты и привал. Да и то, не из-за тебя, коней жалко.
– Слыхал, Ваня? Ему скотину жальче, чем нас с тобой!
– Не гунди, калмык. Полверсты потерпим, – ответил Авдеев.
– Не ребята, я в ад не пойду, еслив там такая же жара, буду у Христа просится в рай.
– А коли в рай не пустит, куды денисся?
– Так я, когда к воротам чистилища подходить буду, у архангела Гавриила попрошусь с ним на часах у ворот стоять. У меня-то ни один грешник не проскочит.
– Калмык ты и есть калмык, даже в такую жару богохульствуешь, – пробурчал Авдеев.
– Тише оба! Впереди возня какая-то, слышите? – Тарский поднял руку – Спешится и в камыш, быстро!

Со стороны тропы от пикета послышался конский топот и неразборчивые крики. Казаки быстро залегли в камышах, положа коней, и направили винтовки в сторону шума. Через несколько минут на тропе показались всадники, в которых Тарский узнал казаков своей 5-ой сотни, и с ними неизвестные люди, по виду – киргизы. Пятеро киргизов быстро скакали и оглядывались назад, казаки, прикрывая их, развернувшись в седлах, держали тыл на прицеле берданок. 

– Ворогушин, свои здесь! – крикнул Тарский и поднялся, чтобы его увидели.
– Ельцов, киргизов отведи на версту и жди, – приказал своему казаку урядник Ворогушин. – Мы здесь попробуем бандитов остановить.
Один казак отделился от разъезда и, крикнув: «Алга, киргизы, за мной и не брыкаться!» – увел кочевников дальше по тропе.
Урядник Ворогушин и четыре казака спешились и залегли рядом с казаками Тарского. 
– Тропу на прицел! Стрелять без предупреждения. Бей по коням, языка надобно взять.
– Чё у вас там случилось-то? – спросил Хлыновский.
– Позже расскажу.

На тропу рысью выезжали вооружённые кочевники, человек десять. Не дожидаясь команды, казаки выстрелили нестройным залпом. Две лошади нападавших упали. Остальные налётчики развернулись и галопом пустились обратно. Казаки кинулись с шашками наголо к упавшим. Из-под подстреленных коней вскочили двое, один упал на колени и поднял руки, другой выхватил кривую монгольскую саблю, приготовился защищаться.
– Брось саблю, – крикнул по-калмыкски Хлыновский.
– С начало я тебе, шайтан, голову отрублю, – ответил разбойник.

Тарский подходил справа от Хлыновского, держа шашку впереди себя, остальные казаки окружили разбойников, не давая им уйти. Решивший защититься, кочевник качнулся было вправо, но резко развернулся и рубанул саблей Хлыновского. Сергей отбил удар и уклонился. В это же время Тарский нанёс сильнейший удар шашкой сверху вниз, и разбойник упал, не успев даже вскрикнуть.
– Ну ты, Стёпа, горазд половинить людишек, – восхищенно воскликнул Хлыновский. – Видали, развалил как чурку топором!
– Дедова школа, – улыбнулся урядник Ворогушин. – Я помню, как старый дед Тарский учил нас шашкой работать!

Степан молча подошёл ближе и получше рассмотрел убитого. Судя по одежде, разбойник был торгоут или монгол. Черный шерстяной халат, остроконечная монгольская лисья шапка, стоптанные рыжие выцветшие сапоги. На лице убитого, застыл волчий оскал.
– Вот зверюга, – проговорил Хлыновский – Спасибо, Стёпа, да я бы и сам справился.
– Не за что, Серёня, медовухой дома отдашь, – ответил Тарский и отошёл в сторону.

Степану стало немного не по себе. Не первый раз он участвовал в стычке, а всё ни как не мог привыкнуть к убитым. Ворогушин, заметив состояние Тарского, подошёл к нему и тихо проговорил.
– Ты, Стёпа, шибко не кручинься. Если бы не ты его рубанул, он бы или тебя, или Серёжку, не задумываясь, к праотцам отправил. Служба есть служба!
– Да я не чё, Василий Титыч, я привыкаю.
– Ну, вот и дело. Свяжите второго и поперёк седла. Давайте-ка на ваш пост двинемся, Боюсь, их там больше двух десятков, пройти нам на Майкапчагай не дадут.
Казаки быстро связали языка и перекинули через седло Авдеева.
– На конь! Рысью марш, – скомандовал урядник и казаки двинулись в сторону поста урядника Петрова.

По дороге Ворогушин рассказал, как было дело. Выйдя с Майкапчагая, разъезд Ворогушина, пройдя пять вёрст, заметил движение возле границы. Казаки рысью поехали на шум и увидели, как какие-то люди остановили киргиз скотоводов, обшаривали их перемётные сумки и, ругаясь по-калмыкски, связывали пастухов. Ворогушин узнал в пастухах людей Сарсын-Бая, русского подданного. Сосчитав разбойников, их было одиннадцать человек, урядник с казаками бросились на помощь к киргизам, на скаку стреляя из винтовок. Разбойники бросились наутёк и скрылись в камышах. Радостные спасённые пастухи рассказали, что они искали пропавших лошадей из табуна Сарсын-Бая, как из камышей на них набросились неизвестные люди со стороны Китая и начали их избивать. По разговору нападавших киргизы поняли, что это торгоуты и маньчжуры и, что они хотят их увести на китайскую сторону к известному в округе бандиту Кара-Мергену. 

Пока урядник расспрашивал пастухов, из камышей выскочило несколько десятков разбойников и ему пришлось с казаками и киргизами уходить в сторону дозора «Северного», где и встретился с казаками Тарского.

На подъезде к дозору их встретил Петров с двумя казаками.
– Ну, что там у вас, станичники? – спросил Петров.
Вкратце рассказав о случившемся, все поднялись на сопку, где располагался дозор.
– Так, ребятки, нужно киргизов с кем-нибудь из наших отправить через проход на Майкапчагай, – начал Петров – и в Зайсан гонца послать. Если это кызыл-аяки Кара-Мергена, то у него сабель триста. Подмога из полка нам не повредит. Пошли кого-нибудь из своих, Ворогушин.
– Винтовкин побежит, – ответил Ворогушин.
– Добро. Авдеев с киргизами по горам до Майкапчагая побежишь. Так, Ворогушин, со своими быстро на другую сторону прохода. Заляжешь там и, если кызыл-аяки попрут на дозор, стреляй им с тыла. Не выдавай себя, пока они на нашу сопку не полезут. Стреляй только тогда, когда они к тебе спиной будут. Я со своими укреплюсь здесь на сопке. Будем братцы держаться пока подмога с Зайсана или Майкапчагая не подойдёт. Разобрать припасы и по местам!

Трое казаков с урядником Петровым начали подготавливать хижину дозора к осаде. Хлыновского он отправил наблюдать за тропой навстречу разбойникам. Ворогушин же с тремя казаками забрались на противоположную сторону прохода и приготовились к удару по бандитам с тыла.

Глава третья

1.

Серёжка Хлыновский верхом, насколько можно скрытно, медленно продвигался по проходу между гор в сторону Китая. Прирождённый охотник, он очень внимательно всматривался вперёд, не забывая смотреть по сторонам. Версты через две он услышал приглушённый цокот копыт. Быстро спешившись, он с конём поднялся на правую сторону прохода, положил коня и стал наблюдать. На правую сторону он залёг не случайно, там по тропе на склоне можно верхом доскакать до дозора. Через полчаса вдалеке прохода показались всадники. «Пошли, любезные, – подумал Хлыновский, – сосчитаю вас, роднуль. Можа аргамака пригляжу».

На тропу медленно, но не сильно скрываясь, выехало всадников пятьдесят. Не доехав до места, где лежал Серёжка, кызыл-аяки остановились. О чем-то посоветовались и два верховых поскакали назад, откуда приехали. «Ты смотри, не боятся косоглазые. Значит много их. Подожду, хай все пройдут» – Подумал Хлыновский.

Через небольшое время на тропу начали выезжать остальные разбойники. Они ехали, разбившись на полусотни, с расстоянием сажень по тридцать между группами. Разномастная одежда и вооружение кочевников, выдавало в них не регулярные китайские части, а банду. Хлыновский из укрытия насчитал около трёх сотен, почти все вооружены саблями и пиками, у немногих заметил кремневые ружья и пистолеты. Так же почти у всех были саадаки со стрелами. В середине всего отряда казак увидел двух верблюдов. На каждом верблюде по две небольших старинных пушки.

«И с артиллерией! Вот поганцы, не просто грабить идут, если прорвутся через проход, не одну из новых русских деревень сожгут, сволочи. А пушкари-то маньчжуры! Опять китайцы помогали, видать большой барыш с ентого налёта получить задумали» – Тут Сергей увидел, что в конце отряда ехало несколько богато одетых всадников. И взгляд Серёжки упал на всадника на отличном аргамаке. «Вот это конь, птица, а не конь! Ну, Серёня, разбейся, а добудь аргамака. Такого коня ни у кого на Бийской линии нету». Загорелось сердце казака добыть коня любым способом. Сказывались видать калмыцкие корни. Положив ружьё и шашку у своего коня, казак ужом пополз в сторону разбойников. Очень осторожно, не задев ни одного камешка, Хлыновский начал скрытно спускаться вниз к тропе, в зубах стиснул кинжал, держа в руке аркан. Облюбованный им конь с всадником чуть отставал от основной группы, видать, не из храбрецов был его хозяин. Всадник всё время озирался и придерживал скакуна удилами уздечки. Казак, спустившись вниз на тропу, мелкими и бесшумными перебежками подбирался к намеченной цели. Подкравшись на два саженя к всаднику, Серёжка на калмыцком языке тихо окликнул того.
– Уважаемый, ты кисет обронил.

Разбойник вздрогнул и обернулся, и тут же петля аркана врезалась ему в горло, и всадник беззвучно упал с коня. Аргамак пройдя ещё два шага остановился, не чувствуя на себе наездника. Серёжка молнией метнулся к упавшему и резким взмахом кинжала добил его. Сняв аркан с убитого всадника, казак быстро оттащил того с дороги и скинул в русло ручья. Потом медленно двинулся к коню и ловко накинул петлю на шею скакуна. Конь резко встал на дыбы, но казак умелым движением натянул аркан и конь, задыхаясь, упал. Хлыновский быстро подбежал к коню и, пока тот поднимался, вскочил в седло. Аргамак взвился опять на дыбы, но казак так стиснул ногами ему туловище, что от боли конь встал как вкопанный.
– Не пужайся, милой. Баловать не будешь – не обижу, – шепотом в ухо коню сказал Хлыновский.

Конь, почувствовав на себе опытного и сильного всадника, начал успокаиваться.
– Геть, потихоньку трогай, роднуля, – Сергей ногами ударил коня по бокам и уздечкой направил в ту сторону, где оставил своего коня и оружие.
– Не балуй, вот молодец. Я тебя уже ни кому не отдам, лучше зарежу. Так что давай, орёлик, выноси потихоньку.

Успокоившись, скакун начал подниматься в гору. Заехав за большой валун, Сергей, гладя коня по шее, увидел как, ехавшие последними, разбойники начали кричать и звать убитого. Потом двое отделились и поскакали назад по тропе, проехав то место, где в ручье лежал убитый, они ни чего не заметили и поскакали дальше искать своего товарища. Казак, добравшись до места, где наблюдал за противником, забрал коня и оружие и верхней тропой быстро поскакал к своим товарищам. 

Напрямки по тропе Хлыновский на час опередил отряд кызыл-аяков. Подскакав к дозору, крикнул Тарскому.
– Стёпка, прими коней – и, на ходу спрыгнув с седла, подбежал к уряднику.
– Егор Трофимыч, их там три сотни. Все оружные, винтовок мало, кремневые все. Две пушки на верблюдах везут, пушкари маньчжуры.
– Ну, китаёзы, мать их, опять помогают разбойникам. Когда здесь будут?
– Через час примерно. Видал, какого я себе аргамака отхватил, а?
– Отрежут тебе, Серёжка, голову когда-нибудь.
– Дак, они даже не заметили, по-быстрому и сюда!
– Ладно, потом разберёмся. Ставь коней в загон и сам с дружбаном своим Тарским на левый фланг. Сядете чуть ниже хибары за камни и будьте готовы к стрельбе. Без приказа не стрелять.
– Слушаюсь! – Хлыновский побежал к Тарскому, забрал коней и погнал их в загон за сопку.
– Тарский, давай на позицию. Шухавцов, Пичугин на правый фланг. Стрельцов со мной в хибаре, встань к бойнице. Ни кому без моего приказа не стрелять.

Петров поднялся на крышу строения и махнул папахой, подавая знак на другой склон прохода Варагушину с казаками.
– С Богом, братцы! – громко крикнул урядник Петров.

2.

Час ожидания казакам показался вечностью и вот противник показался по проходу. Ехали кызыл-аяки медленно, но уверенно, держа саадаки и кремневые ружья наготове. Петров насчитал полсотни выехавших из-за поворота всадников. Когда до всадников стало шагов двести, урядник Петров, поднявшись во весь рост, медленно пошёл навстречу кочевникам.
– Кто такие? Зачем к нам, по какому делу? – крикнул Петров.

Заметив урядника, всадники чуть замешкались. Вперёд выехал старший и на киргизском языке крикнул.
– Пастухи мы, заблудились, уважаемый. Разреши проехать?
– Стой, где стоишь! Пастухи, а почему оружные все? – На киргизском ответил Петров.
– Разбойников боимся, ты пусти нас, господин, мы мирные.
– Мирные по столько человек с оружием не ездят! Поворачивай давай, а то прикажу стрелять! – урядник поднял руку.

Тут у одного из разбойников не выдержали нервы, и он пальнул навскидку из ружья в Петрова. Пуля пролетела рядом с головой урядника, он махнул рукой и крикнул.
– Огонь, братцы!

Залп из четырёх винтовок громом прогремел над ущельем и тут же последовал другой. Потеряв двоих человек, кызыл-аяки кинулись назад, стреляя из ружей и пуская стрелы. Перебежками урядник добрался до хижины и встал у второй бойницы.
– Братцы, стрелять наверняка, как пойдут. Заряды береги! На флангах, если попрут в пешем строю давай ко мне, в хижине мы продержимся. Всем понятно? – Прокричал из бойницы урядник.
– Понятно – ответили с флангов.

Через несколько минут на тропу высыпало уже человек сто разбойников и в конном строю кинулись на сопку, где был дозор. Берданы казаков били на триста шагов и с этого расстояния казаки открыли прицельный огонь. Попав под прицельный огонь, кызыл-аяки приостановились и начали медленней напирать на дозор Петрова. Подскакав шагов на сто, кочевники, потеряв человек десять, повернули назад.
– Что не понравилось? Это вам не пастухов грабить! – крикнул, смеясь, Шухавцов.
– Не высовывайся, Федька! Это они выманивают нас! – урядник погрозил Шухавцову кулаком.

На левом фланге Тарский и Хлыновский прицельно стреляли по уходившим разбойникам.
– Хватит, Серёга, не стреляй. Заряды побереги, далековато они.
– Лады, Стёпа! Подождём следующего раза.
– Тарский, ко мне, – приказал урядник.
Степан быстрым рывком поднялся к хижине.
– Слухай, Степан. Второй раз они попробуют нас задавить гурьбой побольше. Ты, пока тихо, беги к Ворогушину и передай. Со следующей атакой пущай он со своими, как только зайдут на сопку басурмане, даст три залпа им в спину и в шашки. Мы, как он пойдёт в рукопашную, сверху ударим. Сам оставайся там, с ними и вернёшься. Понял?
– Так точно. Понял!
– Ну, давай, сынок, беги, только аккуратней, чтобы бандиты не поняли, что у нас на том склоне засада. Ужом ползи.
– Будет сделано!

Степан осмотрел оружие и ползком по-пластунски двинулся к Ворогушину. Прячась за камнями, он незаметно спустился и быстрым рывком перебежал тропу и скрылся в кустах на другой стороне прохода. Казаки на сопке молча готовились к следующей атаке. Через час появились пешие разбойники и начали медленно, пуская на ходу стрелы, подниматься на сопку.

– На флангах! Не засиживайтесь там, как только поднимутся шагов на сто, ко мне быстро. Все поняли? – Прокричал урядник.
– Поняли, жди в гости! – ответил Хлыновский.
– Прибегим! – отозвался Печугин.

В это время Тарский уже был у Ворогушина и рассказал задумку Петрова. Выслушав его, урядник Ворогушин кивнул и объяснил своим казакам их действия. Тарский из укрытия наблюдал, как кызыл-аяки медленно поднимались на сопку, где были его односумы.

– Глянь, Стёпа! Чё это они на нашу сторону волокут? – Ворогушин показал на распадок, по которому несколько десятков разбойников что-то поднимали на вершину, где в засаде сидели казаки.
– Пушчёнки никак, – присмотревшись, ответил Степан.
– Всё веселее и веселее становится, – прошептал казак Ельцов.
– Так ребятки. Для пушек здесь только одна площадка пригодна, вон чуть левее нас. Видите? – Ворогушин указал чуть ниже места, где сидели в засаде казаки – Как установят они свою антилерию, останутся только пушкари при орудиях. Дадим им установить и тихонечко спустимся. Из ружей не бить, руби шашкой и кинжалом. По-тихому вырежем, разок пальнём из пукалок ихних и тогда делаем, как Петров задумал. Поняли соколики?
– Покуражимся молча, не боись, урядник, – ответил за всех Тимофей Назаров.
– Ждём!

Казаки молча наблюдали как бандиты устанавливают на площадке маленькие пушки. Как только установили, люди, помогавшие пушкарям, спустились вниз и присоединились к нападающим на дозор Петрова. При пушках осталось только восемь пушкарей маньчжуров. Ворогушин поднял руку и молча указал на пушкарей. Казаки оголили шашки и, как кошки, ловко и быстро спустились на площадку. Не ожидавшие нападения, маньчжуры-пушкари были вырезаны за две минуты. 

– Братцы, наводи по басурманам. Один залп из пушек, потом забиваем запалы у них свинцом и сбрасываем их вниз. Дальше из бердан и в шашки!

Поднимающиеся на сопку кызыл-аяки, ждали залпа пушек, после которого они по уговору должны были рывком подняться на сопку и добить казаков. Залп раздался через пару минут, картечь безжалостно покосила верхние ряды нападавших. Обернувшись, разбойники увидели, как их пушки полетели вниз на тропу и следом ударил залп из ружей. Опешившие и ничего не понимающие кызыл-аяки увидели, как на них с площадки, где стояли их пушки, несутся казаки с шашками наголо. Тут же сверху холма бросились на них, с гиканьем и криками, в рукопашную казаки Петрова. Поняв, что они окружены, разбойники бросились вниз, но здесь их уже встречали в шашки казаки Ворогушина.

Рубка была безжалостная и кровавая. Казаки как безумные, сверкая шашками, рубили направо и налево. Кочевники, испугавшись, даже толком и не сопротивлялись, пытаясь быстрее убежать с места боя. Восьмерых бандитов, пытавшихся оказать сопротивление, казаки изрубили на части и кинулись за убегающими.
– Стой! Братцы, не беги за имя, – крикнул Петров – У пушек запалы забивай и на сопку быстрей.
– Уже забили, урядник! 
– Молодцы, все наверх! Бегом!

Казаки быстро поднялись на сопку. Осмотрелись. Двое, Хлыновский и Ельцов, были легко ранены, тут же им перевязали раны и они были готовы к бою. Сверху подсчитали убитых кызыл-аяков, насчитали двацать убитых картечью и пулями и десять порубленных в рукопашной, да пушкарей порубленных восемь. Навалили как снопов басурман.
– Ну что, ребятки, пока Бог нас хранит! Дальше будет тяжелее. Если они поняли, сколько нас, жди часа через два новой атаки, а нет – по темноте точно пойдут, – задумчиво проговорил Петров – Так что, занять оборону вокруг хибарки, обложитесь камнями, приготовить заряды и с Божьей помощью будем ждать подмоги. Тарский, Хлыновский и Назаров в охранение к себе на левый фланг. У вас там с места вся тропа просматривается на версту. Не спать, проспите – всех вырежут. Косоглазые мстить сейчас будут люто.
– Не заснём, урядник, не боись, – улыбаясь, ответил Хлыновский, – Пойдем хлопцы, расскажу как аргамака добыл, не заснёте!

Глава четвёртая

1.

В полуверсте от места боя, разбил свой лагерь Кара-Мерген и ждал, когда его батыры приведут связанных казаков-шайтанов. Он всё продумал и надеялся, что недолго казаки будут сопротивляться против пушек. Предчувствуя расправу над урусами, он, сидя в шатре, прикрыв глаза, курил трубку и понемногу отхлёбывал вино из пиалы. Снаружи послышался шум и брань начальника его охраны. 
– Кто там, Эрдени? Пусть войдёт, – проговорил предводитель кызыл-аяков.
– Кара-Мерген, это старший торгоут Тургусун. Заходи, – почему-то зло проговорил начальник охраны Эрдени.

В шатёр с поклоном зашёл старший торгоутов Тургусун.
– А где урусы? Ты должен был привести хотя бы одного живым – спросил Кара-Мерген.
– Грозный Кара-Мерген. Урусы отбили две атаки и испортили пушки. Мы не смогли их взять. Они засели на сопке и их оттуда не выкуришь ничем.

В волчьих глазах предводителя мелькнул как молния гнев.
– Вас было там две сотни! Как десяток урусов могли отобрать у вас пушки и прогнать? Отвечай, шакал, вы сыны гиены и зайца не смеете называться торгоутами!
– Урусы хитрые, как лисы, и умеют незаметно появляться со спины. Я тебе говорил, когда мы нашли убитым моего брата, нельзя идти на урусов! Их Бог Исса помогает им всегда. Мы ещё не успели дойти до них, а они уже убили брата и забрали его аргамака. Я увожу своих людей обратно, они не хотят идти на смерть к урусам.
– Эрдени, выведи этого труса и разорви конями на части! – Кара-Мерген нервно потер обрубок своего уха – Трусы, я сам поведу вас на урусов, а кто не пойдёт – изрублю в плов и заставлю съесть другим батырам! – Чуть успокоившись, предводитель разбойников продолжил. – Завтра утром с рассветом пойдём все на урусов и горе тому, кто откажется. Бог войны Сульде, нам поможет.

2.

На утро Кара-Мерген недосчитался сотни торгоутов. Вечером, когда по его приказу казнили их старшего, они решили уйти, не смотря ни на что. Монголы, бывшие рядом с торгоутами, слышали, как те говорили: «Сегодня он разорвал конями Тургусуна – завтра закопает нас живьём». Ночью, задушив трёх монголов поставленных следить за ними, торгоуты сбежали.

Кара-Мерген послал за ними погоню, но те ушли в плавни, в камыши, и их не догнали. В отряде осталось полсотни монголов и сотня разноплемённых бродяг, неспособных на тяжёлый бой. Верных же ему батыров всего семь человек вместе с начальником охраны. Но отступить Кара-Мерген не мог. Во-первых, почувствовав его слабость, монголы зарежут его как барана и заберут всё его награбленное богатство. Во-вторых, китайский чиновник, снабдивший его пушками и оружием, сделает всё, чтобы его повесили как бродягу на воротах первой китайской фанзы. Он решил всё же вырезать урусов-казаков и хотя бы этим заслужить прощение у китайцев. 

С первым лучами солнца Кара-Мерген с оставшимися воинами медленно двигался в сторону казачьего дозора. Первой шла пешей сотня разноплемённых бродяг. Среди них были ойраты, киргизы, урянхайцы и люди, вообще не знающие родства и забывшие что такое дом. Вооружены они были кто чем. У кого-то была в руках сабля, у кого – пика или саадак со стрелами, редко у кого было старое кремневое ружьё. Шли они медленно, постоянно озираясь назад, где с саблями наголо и пиками наперевес конно следовали монголы с самим Кара-Мергеном. Предводитель разбойников ехал в середине полусотни монголов, окружённый верными батырами. Не доходя до сопки, где засели казаки, шагов пятьсот, отряд остановился и вперёд выехал киргиз, знающий русский язык.
– Эй, казак! Говорить надо, – прокричал киргиз.
– Говори, немытый, слушаем, – в ответ крикнул урядник Петров из укрытия.
– Выйди, казак, плохо слышу!
– Чё же ты глухой-то на разговор пришёл? Надо будет, услышишь.
– Казак, Кара-Мерген даст много золота и коней – если пропустишь его дальше! Мы уважаем вас, как смелых воинов, зачем нам проливать кровь друг друга? 
– Ты мне тут про уважение не говори, разбойник. Вы не воины, вы бандиты и душегубы и золото ваше нам не нужно. Думаешь, не понимаем, что в любом случае вы нас убьёте. Сказки свои вон своим братьям шакалам рассказывай. И вообще, хорош лясы точить, бегите-ка домой, пока не перебили вас всех. 
– Вас мало, казак, нас много! Не пропустишь – резать будем!
– Считаю до трёх и стреляю! Беги, косоглазый!

Киргиз быстро возвратился к своему главарю. 
– Они не пропустят. Казаки будут стоять до конца, уважаемый Кара-Мерген.

– Я это понял – и Кара-Мерген, не выдержав, сам выехал на коне вперёд – Урус-казак! Смерть ваша будет страшной и медленной! Я прикажу вас всех сварить в котле с маслом!
– Чё он там орёт, а, Хлыновский, – спросил урядник, – Я по-торгоутски плохо понимаю.
– Он что-то про масло и котёл. Жрать хочет, наверно, – отшутился Серёжка.
– А. Ну извини, карнаухий! Сами второй день на сухарях без горячего, – крикнул в ответ Петров. – Шухавцов пальни-ка по этому козырю. Надоел он мне.
Шуховцов прицелился и выстрелил в разбойника. Пуля, не долетев саженя до Кара-Мергена, ударила в камень перед ним. Тот развернул коня и рысью погнал к своим.
– Ну что, братцы! Думаю сейчас пойдут! Всем приготовиться! – Во весь голос прокричал урядник Петров. – Стреляем первый залп по команде, потом прицельно! С Богом! – Над сопкой, где засели казаки, защелкали затворы винтовок и сопка ощетинилось стволами десяти берданок

3.

На сопку начали медленно подниматься цепи пеших разбойников, изредка постреливая из кремневых ружей. Казаки пока отмалчивались, урядник ждал, когда нападающие поднимутся шагов на двести. 
– Ну что, Стёпа, думаешь, успеют наши с подмогой, – спросил, щурясь в прицел, Хлыновский у Тарского.
– Должны, Серега.
– Да уж, пусть поторопятся, а то я не покрасуюсь на своём аргамаке по Тулате и Чарышской.
– Покрасуешься, не дрейфь!
– Кто о чём, а вшивый о бане, – попытался пошутить Назаров.

В это время кызыл-аяки поднялись по холму на прицельное расстояние и урядник скомандовал
– Залпом! Пли!

Раздался залп десяти винтовок и на склоне упало четыре человека. Несколько разбойников бросилось наутёк, но внизу у тропы их встретили конные монголы и саблями зарубили троих.
– Я же вам сказал, – прокричал снизу Кара-Мерген – Кто побежит, буду убивать! Или вы принесёте мне головы этих урусов, или умрёте вместе с ними!

Штурмовавшие поднялись и с неохотой пошли наверх, прячась за камни и бугорки. Казаки стали стрелять одиночными выстрелами, но прицельно, и почти после каждого выстрела падал раненный или убитый разбойник. Подобравшись шагов на сто, нападавшие залегли и начали густо обстреливать казаков стрелами. Стрелы ложились так часто, что казаки с трудом успевали отстреливаться и четверо уже получили ранения от обстрела кочевников.

– Ну едрит вашу мать, косоглазые! Вы чё, у стрел своих специально концы загибаете! – прокричал от боли и злобы Фёдор Шухавцов, вытаскивая стрелу из плеча.
– Федька, ты как? – поинтересовался его одностаничник Пичугин.
– Держусь, Вася! Не боись!
На своём месте Тарский, Хлыновский и Назаров тоже получили по стреле от нападавших. Их позиция была ниже других и поэтому обстреливали их плотнее, чем другие позиции казаков. Пока Хлыновский перевязывал ногу Назарова, Тарский прицельно бил по противнику и не замечал своей раны.
– Степа, так ты тоже стрелу схватил, дай перевяжу!
– Да не надо, я сам, – Тарский, чтобы не терять время на вытаскивание стрелы из плеча, обломал длинный конец стрелы и продолжал стрелять из винтовки.

Нападавшие поднялись ещё шагов на двадцать, ещё немного и они могут рывком заскочить на позиции казаков.
– Слушай меня, станичники! – прокричал урядник Петров. – Как только касоглазые поднимутся ещё шагов на двадцать, по моему сигналу в рукопашную. Если не скинем их с сопки – задавят численностью. Приготовились!
Казаки вынули шашки из ножен и ждали приказа. Подпустив ещё немного разбойников, урядник крикнул.
– Вперёд марш, соколики!

Казаки с диким воем и свистом бросились вниз по склону. Их рывок был настолько стремителен, что первый ряд нападавших они вырубили за мгновение. Десять казаков рубилась – как сотня на учениях, каждый из них понимал, что ни кто кроме товарища в этом бою им не поможет. Каждый как будто обрёл силу десятерых и казачьи шашки как молнии сверкали по склону, нанося смертельные раны. Тарский первым же ударом выбил у разбойника саблю и уже орудовал двумя клинками. Казалось, что вокруг него образовался сверкающий шар – разящий всё на своем пути. Серёжка Хлыновский держался слева от Степана и наносил удары шашкой и трофейным кинжалом, выкрикивая русские и калмыцкие ругательства по переменке. На калмыковатом лице Серёжки ощетинился волчий оскал и кочевники, в ужасе от его грозного вида и разящих ударов шашки, кинулись вниз по склону.

Чуть правее громадный урядник Петров рыча, как потревоженный во время спячки медведь, наносил шашкой страшной силы смертельные удары врагу. Ворогушин, сломав клинок шашки о стальной шлем маньчжура, подхватил с земли кремневое ружьё убитого им врага и как дубиной наносил удары направо и налево. Каждый его удар тяжёлым старинным ружьём достигал цели и разбойники под его ударами валились как подкошенные. Нападавшие, не выдержав стремительного натиска казаков, бросились вниз и даже угрозы их предводителя не остановили бегство. Сметая на своем пути монголов, они кинулись к коням и, вскакивая в сёдла, помчались в разные стороны, подальше от этих сумасшедших людей – казаков.

Уставшие казаки даже не преследовали противника.
– Хорошо поработали, хлопцы! Спасибо за службу! – сиплым, уставшим голосом крикнул урядник.
– Рады стараться! Ты обращайся, если что, поможем, – не удержался от шутки Шухавцов.
– Давайте наверх, ребятки! Потери есть? – прохрипел Петров.
– У меня двоих хорошо поранили, – ответил Ворогушин.
– Назарова в ногу пикой ранили, – крикнул Тарский.
– Раненных первыми несите наверх и побыстрей! Смотри, внизу кызыл-аяки зашевелились!

Казаки, насколько можно быстро, поднимались наверх, неся на себе троих тяжело раненых. На верху осмотрелись, легко ранены были почти все, трое тяжело. Семь человек годных к бою – не густо.
– Тяжёлых в хибарку неси, пусть заряды готовят к берданкам, – приказал урядник.
– Зарядов по три выстрела на винтовку осталось, – доложил Ворогушин.
– Ну ни чо, продержимся с часок, а там и подмога подоспеет.
– Как думаешь, Егор, успеют наши с пикета, а? – спросил Ворогушин у Петрова.
– Успеют, должны успеть. Нет, точно успеют! Не зря мы здесь держимся! Не сумлевайся, Вася!
– Хорошо бы, успели! – задумчиво проговорил Ворогушин.
– Так, на позициях! – крикнул Петров – Заряды беречь, зазря не палить! Готовь камни, кончатся патроны, камнями вниз кидай! Все поняли?
– Поняли, – ответили с позиций казаки.
– Вот и славно! Гляди веселей, станичники! 

Глава четвёртая

1.

Внизу под сопкой Кара-Мерген с монголами собирал остатки своих головорезов и готовился к новому штурму. Согнав в кучу человек двадцать, не успевших сбежать разбойников, он угрозами и обещаниями большой добычи, уговорил их на последнюю атаку. 

Казаки приготовились к нападению, рассредоточились рядом с хижиной. Собрали небольшие валуны и камни, вынули шашки и кинжалы из ножен, чтобы не тратить время в бою, помолились и попрощались друг с другом. 

– Тарский, Хлыновский, Ельцов и Ворогушин, идите к коням, – приказал Петров. Как только поднимутся на сопку шагов на десять к хижине, вы верхами на разбойников с шашками. Обойдёте сопку справа и оттуда начнёте. Пусть думают басурмане, что с Майкапчагая подмога пришла. Остальные подпускай косоглазых на десять шагов, делаем три залпа и тоже в шашки.
– Давай за мной, ребятки, – приказал Ворогушин и трое казаков пошли с ним к коням.
– Вася, Ворогушин! Выскочишь после третьего залпа, не раньше! – напомнил Петров.
– Сделаю!
– Ну и ладно! По местам!

Урядник Ворогушин с тремя казаками спустился к загону. Осмотрев коней, подтянули подпруги и стремена.
– На конь! – скомандовал Ворогушин – За мной, марш!
Четверо конных казаков торопливо тронулись обходить сопку справа. Хлыновский ехал на отбитом у разбойников аргамаке.
– Серёга не боишься? Коняка-то не привык к тебе. Смотри, в бою подведёт! – спросил Тарский.
– Ничего Стёпа! Не должён, а где я ещё на ем погарцую, а? Можа последний раз верхами джигитую!
– Ну смотри, джигит! 

На сопке казаки, зарядив все винтовки, ждали нового штурма. Урядник Петров спокойно курил трубку и поглаживал рукоять шашки. Остальные, кто внимательно смотрел вниз сопки, кто наоборот старался не смотреть, в душе надеясь, что бандиты не пойдут больше на штурм.
– Вы, ребятки, не дрефте! По моим подсчётам подмога уже где-то рядом. Нам, хлопцы, часок продержаться, – подбадривал казаков урядник – Не бросят нас, не боись!
– Да мы не боимся, – отвечал Шухавцов. – Щас бы водки ведро, ох и погулял бы я с шашкой по головам косоглазых!
– Погуляешь и так, Федя! – сказал Пичугин – Оно и так ничё!
– Пошли басурмане! Приготовились! Стрелять по приказу! – Крикнул урядник.

Кызыл-аяки медленно начали подниматься на сопку. Кара-Мерген спешил два десятка монголов и они саблями подгоняли верхние цепи нападавших. Прячась за камнями, разбойники пускали стрелы в казаков, но вреда казакам причинить не могли, так как казаки засели за сооружёнными ими каменными оградами. Кара-Мерген с оставшимися монголами ждал, когда его штурмующие заберутся на вершину сопки. Он решил, как только его пешие будут наверху, он в конном строю ворвётся на позиции казаков и саблями докончит разгром урусов. Урусы дорого поплатятся за то, что его авторитет подорван и его люди вновь поверят в его удачу.

Разбойники поднялись на середину сопки и залегли, ожидая выстрелов сверху. Казаки молчали. Один из нападавших поднялся и крикнул.
– Батыры! У урусов заряды кончились! Вырежем этих шакалов и заберём всё добро урусов!
Кызыл-аяки поднялись и во весь рост пошли на казаков. Сто шагов – не стреляют, пятьдесят – не стреляют, тридцать – тишина! Разбойники поверили в свою удачу и с криками бросились на позицию казаков.

– Братцы, готовсь! – приказал вполголоса урядник.
Басурмане всё ближе и ближе подбегали к хижине. Были хорошо видны их перекошенные злобой медные лица. Вот уже на двадцать шагов приблизились нападающие, на пятнадцать, на десять.
– Во имя Отца и Сына и всей Святой рати! Огонь, братушки! – громко, на всю мощь своего голоса, прокричал Петров.

Первый залп ударил прямо в перекошенные лица нападавших. Второй, через пять секунд, накрыл уже присевших от страха разбойников. Третий залп повалил четверых монголов, идущих во второй цепи.
– В шашки, соколики, – прорычал урядник.
– Ур-р-ра, – вскочили казаки и бросились врукопашную.
– Не бойтесь, их мало! – крикнул, скачущий наверх, на всём скаку Кара-Мерген.

Тут с правой стороны сопки снизу раздалось русское: «Ура!». Это конные казаки Ворогушина бросились в атаку. Нападающие опешили и остановились. И тут с левой стороны сопки с тропы все услышали громкий крик.
– Братцы, мы уже здесь! Держись, станичники! – на сопку выскакивал галопом взвод казаков.
Впереди, крутя шашкой и крича, мчался Авдеев, посланный за подмогой в полк. 

Пешие бандиты пустились наутёк, конные стали поворачивать назад коней. «Казак-Шайтан» – кричали кызыл-аяки, на бегу бросая оружие и срывая с себя тёплые халаты, чтобы не мешали бежать. Казаки, пришедшие на подмогу с Авдеевым, в конном строю смели ряды конных монголов и в бешеной рубке валили неприятеля. Кара-Мерген со своими телохранителями кинулся было влево, где напоролся на шашки казаков Ворогушина.

Хлыновский, гарцуя на аргамаке, сыпал удары шашкой направо и налево. Тарский, выбрав предводителя разбойников, мчался во весь галоп на него. Заметив это, Кара-Мерген развернулся ему на встречу и поднял свою саблю для удара. Сблизившись с разбойником, казак резко свесился с седла, и удар Кара-Мергена просвистел над его головой. Резко выпрямившись, Тарский наотмашь со всего плеча слева-направо рубанул шашкой бандита. Удар шашки был такой силы, что Кара-Мерген вылетел из седла, потеряв голову, которая отлетела шагов на пять. Степан, остановив коня, спешился и подошёл к убитому. Отцепил богатые ножны и, подобрав саблю, сказал вслух: «Брательнику младшенькому подарок знатный!» – и вскочил в седло своего коня.

Увидев, что их предводитель убит, телохранители бросились наутёк. Ворогушин на всём скаку сбил конём начальника охраны Эрдени. Тот вскочил на ноги и поднял саблю, но не успел и раза ударить, как упал с размозженным черепом на склон сопки.
– У меня не побалуешь, – сказал Ворогушин и пустился в погоню за остальными разбойниками.

Ельцов с Хлыновским рубились с остатками охраны и уже свалили троих. Когда к ним подскакали Ворогушин и Тарский, разбойники бросили сабли, спрыгнули с коней и сдались на милость победителям.

Со стороны тропы послышалась команда: «На ширину тропы в шеренгу становись! Штыки примкнуть! С богом, братцы! В атаку марш!» Это строилась рота 4-го линейного Западно-Сибирского батальона, посланная на подмогу казакам из Зайсана. Молодцеватый поручик вскинул в приветствии саблю, салютуя казакам.
– Молодцы, станичники! Ура казакам, братцы! – и вся рота приветствовала казаков громким «Ура!».
– Ну слава Богу, – прохрипел урядник Петров. – Выстояли! – И присел на камень возле которого лежали порубленные им четверо кызыл-аяков.

Сдавшихся разбойников солдаты и казаки согнали в кучу, их оказалось сорок человек. Поручик, оставив десять солдат охранять пленных, повёл роту и два десятка казаков с хорунжим Чумаковым искать убежавших. Перед выступлением хорунжий Чумаков подошёл к казакам Петрова.
– Все живые, станичники? – спросил у Петрова.
– Всё, ваше благородие.
– Потери есть, урядник?
– Раненых восемь, трое тяжело.
– В дозоре останутся моих десяток казаков с урядником Батуриным. Ты, Петров, собирай всех своих и на Зайсан в полк. В лазарете отдохнёте – повернувшись ко всем казакам бывшим в дозоре с Петровым и Ворогушеным, громко сказал. – Спасибо за службу, господа казаки!
– Рады стараться! – вытянувшись во фронт, ответили станичники.

Петров за полчаса объяснил ситуацию сменившему его Батурину. Собрав своих казаков и казаков Ворогушина, тронулся в полк. Хлыновский гарцевал на трофейном аргамаке и, оставшиеся в дозоре казаки, с завистью провожали его взглядами.
– Вот это скакун! Всем коням конь! Урвал всё же Серёня птицу-коня, как и хотел!
– Служите как мы и вам, и коники, и сабельки богатые как у Тарского будут! – сияя от радости, похвалился Хлыновский.

– Казаки, песню запевай! – громом прогремел приказ Петрова.
Звонкий и чистый голос Фёдора Шухавцова взвился над Алтайскими горами:

Полно вам, снежочки, на талой земле лежать,
Полно вам, казаченьки, горе горевать.

И подхватили десяток сильных голосов слова старинной казачьей песни:

Полно вам, казаченьки, горе горевать.
Оставим тоску-печаль во темном во лесу.
Оставим тоску-печаль во темном во лесу. 
Будем привыкать к азиатской стороне.
Будем привыкать к азиатской стороне.
Казачки-казаченьки, не бойтесь ничего…

Источник

Киринчук Е. Третий Сибирский казачий полк на границе с Китаем: повесть // Дети войны: ежемесячник.– Завьялово.– 3-5 вып.– 2013.