Вечный зов

Поединок

Ехал верхом на коне, пел песни. Надоело. Стал насвистывать. Вокруг на изумрудно-зеленой траве цвел сиреневый кандык. дорога, размытая весенней водой, была истоптана копытами лосей. «Лосиных следов много, а косуль не видать», – подумал я. Тут конь вскинул голову. Я глянул перед собой. Что-то мелькало впереди, в молодом подросте пихтача. Слез с коня, привязал повод. Перебежками кинулся к стволам деревьев. Дрались два самца. Сначала я услышал стук рогов. Затем присел и выглянул. Так и есть.

Азарт овладел мной. Кинулся ближе – им было не до меня. Они били с рывка друг друга рогами, припадая к земле, кружили на месте в десяти метрах от меня. Битва, судя по всему, была долгой. На сучках пихт висели клочья шерсти. Вся полянка была изрыта копытами соперников. Сцепившись, они топтались на месте. Я даже подумал, что они сцепились намертво рогами, как это изредка бывает. Но нет, один извернулся, поддел другого в бок, стал резко толкать в пяти метрах от меня!

Я вспомнил, что у меня черная куртка. Расстегнул молнию – они мелькали среди ветвей подроста – снял куртку. И вот в этот миг ко мне вылетел один самец. Большие рога в крови. То ли он заметил, в двух-трех метрах, меня, то ли посчитал себя побежденным, но бросился бежать. А другой выбежал и встал на его место. Этот был худой, рога тоньше, впавшие бока ходили ходуном. Он раскрыл рот и, вытянув шею, тяжело дышал. На одном рогу висел клок зимней шерсти противника. Черный его глаз смотрел в ту сторону, где скрылся побежденный.

Я сидел сбоку от него, готовый дотянуться до его рогов. Это желание овладело мной. Было такое впечатление от его запаленного вида, что он не сможет убежать от меня. Я успею до него допрыгнуть и удержать. Рванулся вперед, вытянув руки. Не ноги – стальные пружины рванули тугое тело вниз, увлекая меня, поверженного, в шумящий ручей.

Окрестности потряс грозный рев победителя – курана. Будто ревел грозный неведомый зверь, а не это, пережившее трудную зиму, грациозное животное – косуля.

Вечный зов

Старая дорога. «Нива» ползет на пониженной скорости круто вверх. Бурелом. Дальше дороги нет, глушу мотор. Выхожу из машины. Ночь. Берет жуть. Включаю фонарик, свечу вокруг себя. Яркий сноп света вырывает из тьмы упавшие деревья, молодой подрост сосняка, пятна нерастаявшего снега. Мое оружие – фонарь, но через час он желто светит мне под ноги.

Хрустит на морозце наст, шебаршит на весь лес ветошь. Кажется, что вся округа знает, что я иду. Выхожу на лед затихшего сейчас ручья и иду вверх по белой в ночи полосе. Пот застилает глаза. Начинает светать – уже видны выступающие из тьмы деревья. Я опаздываю. Не рассчитал, что мне уже не двадцать. Тогда я запросто мог с Проходной через Маркин Лог сходить на родину моего отца – в Лежаново. Останавливаюсь. Запели птички, они мешают услышать то, ради чего я иду. Белой тенью метнулся по солнцепеку заяц-ветер от меня.

Вот и поросший мхом трегопункт. Из полусгнивших бревен торчат зазубренные штыри. Да, теперь я уже годами не прихожу сюда. Не любуюсь вершинами вокруг стоящих гор. Родина моя… Гривами иду, напрямик, теперь уже близко. Светло. Поздно. Вот они, лапы глухаря, отпечатались в верхнем слое наста. Прислушиваюсь. Тут глухариный ток. Слышу вверху скрижаль – по-другому не назовешь – песнь. Поют сразу с двух сторон. Вот ближе ко мне: «тэк-тэк». И все чаще, сдвоенней щелчки: «тэ-кэ, тэ-кэ». Делаю три судорожных прыжка в гору и успеваю услышать конец песни, под которую надо прыгать вперед. Стою, балансируя на широко расставленных в прыжке ногах. И снова – вот уже четыре прыжка…

Уже взошло солнце. У меня замерзли ноги в сапогах, самого пробирает дрожь. А он все не поет – молчит. Склоняюсь чуть вперед – да вот же он, на сосне. Чернеет на фоне голубого неба, глядя на меня. Шевелиться нельзя. Но что-то беспокоит меня, будто кто-то огромный сейчас набросится сзади. Вот глухарь прошел по ветке, повернулся ко мне веером распушенного хвоста.

Резко оборачиваюсь назад, неосторожное движение… Гордо подняв на толстенной черной шее бородатую голову с большим клювом, в трех метрах сзади меня, чуть в стороне гордо вышагивал глухарь. Короткий разбег и мощные крылья с шумом уносят гигантскую птицу сквозь затрещавшие сучки деревьев. Уносят, оставив счастливый восторг от увиденного чуда.

За изобилие.– 13 июня 2002 г.

Роднее жены

Отец раскрыл школьную тетрадь сына – проверить двойки. И в ужасе отпрянул. Через мгновенье он долбил сына головой в раскрытую тетрадь. На стук прибежала жена.
– Что ты делаешь?! – набросилась она на мужа.
– Да я о таком до армии даже не догадывался! Пока за границу служить не попал! – отскочив от остервеневшей жены, заорал неистово глава семейства.
– Меньше по командировкам надо шляться, совсем нас забросил, а теперь удивляешься: что да откуда…
– Да ты посмотри, какие картинки он рисует!
– Сам виноват, вечером на видики его отпускаешь.

Слезы сына капали на середину злополучной тетради по геометрии…

Чтобы хоть немного успокоиться, отец взял пачку свежих газет. Из мощной фигуры матери раздался рев, как музыка из репродуктора:
– Кроме своих газет знать ничего не хочешь! – супруга выхватила и разорвала в клочья «Комсомольскую правду».
– Здесь пишут, что комсомол захватил все видики, сменил идеологию и гонит порнуху!
– Мать, только «За изобилие» не тронь! – пряча газету за спину, взмолился глава семьи – Я ее еще не прочел!
– Ах ты, командировочный! Не по жене родной, по газете соскучился! – И вновь посыпались клочки бумаги.
– Мать! Это же самая лучшая районная газета!

За изобилие.– 07 декабря 1992 г.

На лыжной прогулке

Зима по-настоящему вступила в свои права. Окутала все вокруг в белоснежное покрывало. Снег переливается и искрится под лучами солнца. Серебряная белизна сплошным ковром уходит вдаль, зовет и манит за собой. И ты, не противясь своим желаниям, скорехонько становишься на лыжи и устремляешься туда, где снежное поле сливается с голубым-голубым небо. Сколько радости, неожиданных открытий, и, может быть, даже самых захватывающих приключений ждет тебя в этот день.

Глянь-ка, вон там, чуть с краю от идущих вдоль ручья кустов тальника, видна стежка-дорожка. Буд-то кто-то в спешке неровно пришил ненароком оторванный край поля. Наверняка это пробегал «косой», напуганный непрошенной рыжей гостьей. И та оставила бисерную цепочку следов, вильнула рыжем хвостом – и нет ее. Лишь покрывала инеем ветви тальника чуть слышно потрескивают на морозе, да ослепительной радугой играет на дороге снег.

Чу! Даже вездесущий ветерок смолк, словно завороженный этим сияющим безмолвием. Лишь один мороз не обращает внимание на чарующую красоту. Чуть задумался, а он раз – и ущипнет тебя за нос или щеки.

Идешь по блестящему снегу, и остаются позади две ровные полосы от лыж, да снег с сухим хрустом скрипит и скрипит, и кажется – нет конца этому сияющему зимней белизной полю…

За изобилие.– 1977 г.

Пробуждение природы

Ясный, солнечный день. Солнце посылает ласковые лучи из голубизны безоблачного неба. Воздух волнует каким-то особенным запахом подтаявшего снега. Мир наполнен звуками пробуждающейся весны. Редкими стаями, отрывисто перекликаясь, низко пролетают галки. Вдруг резко застрекочет невесть откуда взявшаяся сорока. Она уселась на куст тальника и раскачивается на ветке, кора которой, ранее темная от морозов, теперь позеленела. С шумом и гомоном пронесется стая воробьев, приветствуя первую оттепель. В общий хор звуков вплетается веселое треньканье синичек, звон капели. Радостно встречает окружающая природа наступающую весну. И ты отрываешься на минуту от своих забот, отходишь от телевизора с воскресной программой, выходишь на солнышко и с тихой, постоянно волнующей сердце радостью, прислушиваешься к звукам торжествующей природы.

За изобилие.– 3 апреля 1976 г.

Из зимней сказки

Воскресный день выдался на редкость чудесным – солнечным, искрящимся, почти сказочным. От стремительного бега на лыжах захватывает дух. Одна за другой сменяются пленительные зимние картины.

Водослив озера Сорокино. Из-под снежной толщи льда, сковывающей озеро панцирем, журчит вода. Журчит, просачиваясь сквозь ячейки заградительной сетки, покрытой замысловатым творением Деда Мороза – ледяными узорами. Журчит, незаметно капля за каплей, струйка за струйкой собираясь в быстрый поток, который глухо ворчит, сжатый с обеих сторон обрывами высоких, почти отвесных берегов с острыми уступами торчащих камней и разбивает свои быстрые струи о деревянные сваи моста, о каменные глыбы, лежащие на пути, в изумрудные капли, которые застывают, не успевая скатится вниз, превращаются в кристаллы льда.

Кристаллы, все разрастаясь, сливаются воедино, перекидываются невиданными мостами над клокочущим потоком, прикрывая его прозрачной белизной. А быстрые струи воды устремляются вниз с рокотом, со звоном с камня на камень, с уступа на уступ, приглушаясь перед прозрачной пленкой воздушных замков льда. Но вот последний уступ, и вода, бурля и пенясь, вырывается из тесноты камней и льда, расплывается широким плесом.

Не под силу бородатому чародею русской зимы совладать с широким плесом и держится лед лишь узкой полоской за камни расступившихся берегов, за ветви тальника, склонившегося к воде.

За изобилие.– 13 марта 1976 г.